Гильзы в золе: Глазами следователя

Через пять дней после отъезда мужа в город Юлию Воронину нашли у себя в комнате мертвой.

Она сидела, упав грудью на стол. На скатерти лежало запечатанное письмо на имя мужа, приготовленное к отправке в город. На конверте была марка, стоял адрес гостиницы.

Судебномедицинское вскрытие показало, что она приняла дозу цианистого калия, одного из самых сильных ядов.

Следователь районной прокуратуры Стрельцов листал объемистую папку. За дневником Ворониной, вложенном в плотный коричневый конверт, было подшито письмо, найденное на столе, около умершей.

У всякого, кто читал письмо, рождалась одна и та же мысль: почему Воронина покончила с собою в то самое время, когда обрела любимого человека, обрела счастье?

Она сообщала мужу, что уезжает с тем, кого любит, что сын по-прежнему в деревне у ее матери, что ключи она оставила у соседки.

Все в поселке знали, что тот, к которому она привязана, не чает в Юлии души.

Смерть Ворониной казалась нелепой и необъяснимой.

Когда Юлия умерла, муж находился в областном центре, никуда за это время из города не отлучался. В городе в те дни его ежедневно видели в аптекоуправлении, в гостинице, на центральном аптечном складе. Из города его вызвали телеграммой. Все были поражены, с каким надрывом, почти истерично, он оплакивал смерть жены, хотя многие знали о характере отношений супругов в последнее время.

Стрельцов допускал, что Воронин по-своему любил жену и ценил ее, отдавая себе отчет в том, что лишь по случайности живет с такой яркой, умной и красивой женщиной.

Загадочней всего в этом деле было одно обстоятельство. Каким образом приняла Юлия Воронина яд?

Около нее не было ни флаконов, ни пузырьков, ни пакетиков.

Пытались выяснить, не обращалась ли Юлия к кому-либо из сотрудников аптеки с просьбой дать ей цианистый калий. С такой просьбой покойная ни к кому не обращалась. Цианистого калия в аптеке вообще не было.

И все-таки в голове Стрельцова непроизвольно сближалась аптекарская специальность Воронина и смерть его жены именно от отравления.

Но между этими пунктами лежало бесспорное алиби: в момент смерти жены Воронин был в двухстах километрах от райцентра.

И обстоятельства вынудили следователя вернуться на почву фактов, как ни неприятна была ему личность провизора. Вызывало досаду, что не удается установить, каким образом покойная приобрела яд и каким способом она его приняла.

Но эти частные пробелы не могли поколебать главного и абсолютно бесспорного: Воронина умерла от яда, и мужа в тот момент в районном центре не было.

Вслед за всеми в райцентре Стрельцов остановился на выводе: она отравилась.

Досадно прекращать дело, исследованное не до конца, но возможности следователя не безграничны.

Стрельцов в последний раз решил вызвать Воронина. Его показания хоть в какой-то степени могли восполнить основной недостаток следствия: неясность мотивов самоубийства.

Провизор был довольно упитанный мужчина, выглядевший значительно старше своих тридцати лет. Быть может, впечатление это вызывала начинающаяся полнота. Скорее же оно объяснялось каким-то старческим выражением, начертанном на лице провизора. В его движениях следователь отметил медлительность, разбитость.

Беседа не походила на допрос. Казалось, встретились двое старых знакомых, и один рассказывает другому о несчастье, которое на него неожиданно свалилось. Стрельцов, уже пожилой человек, сняв очки, слушал провизора с видимым участием.

Провизор говорил:

— «Ты, — говорит, — слишком тихий. Ты ни к чему не стремишься. Ты переползаешь изо дня в день. Для тебя верх — то, что уже есть.» «А чем же, — говорю ей, — может удивить мир провизор сельской аптеки?» — «А я, — говорит, — сама не знаю. Но так жить неинтересно». Вы спрашиваете, почему не спал? О чем думал по ночам? Разное думал. Больше спрашивал себя, за что она отдала меня на осмеяние всем в поселке. Все знали, что она открыто изменяла мне с этим… с Олегом Михайловичем. Гордо носить рога, не расставаясь с ними ни на работе, ни дома, ни в кругу друзей, — разве тут не о чем подумать?..

Я человек тихий, но мне наступили на сердце и даже не оглянулись, пошли по своим делам. Разве тут не над чем размышлять? Вот и не спал. А потом махнул на все рукой. Пусть уезжает, наслаждается с этим… с Олегом Михайловичем. Может быть, и в самом деле причинит благодеяние человечеству…

Вы спрашиваете, почему она отравилась? Запуталась она. Ребенок у нас. Хозяйство. Место обжитое… Где яд взяла? Вы же знаете, где я в это время находился? Разве я могу знать?

Он смолк, глядя в окно на высокое весеннее небо в наивных бездумных барашках.

— Опозорила она меня. Ославила и умерла. И пятно подозрения оставила. Думаю уезжать отсюда. Хотел вас спросить, могу ли я уехать. Кто я: муж трагически погибшей женщины или обвиняемый?

Стрельцов уверил провизора, что прокуратура ни в чем не подозревает его и что он в любой момент может покинуть районный центр и жить, где ему заблагорассудится.

— Тогда еще просьба. Могу ли я получить назад письма, которые забрали из дома?

— О каких письмах вы ведете речь? Я припоминаю только одно.