Гимн Лейбовицу

Брат-библиотекарь застонал, когда еще одну запечатанную свинцом бочку выкатили из хранилища. Армбрастера не удивил тот факт, что ученый-мирянин всего за два дня разгадал загадку, которая лежала здесь дюжину веков. Для хранителя Реликвий каждый открытый бочонок означал уменьшение срока жизни документов, и потому монах не скрывал неодобрительного отношения ко всему происходящему. Для брата-библиотекаря, делом жизни которого было сохранение книг, сами они существовали прежде всего для того, чтобы их можно было навечно законсервировать. Использование книг было побочным свойством, которого следовало избегать, если оно угрожало сроку их существования.

Аббат с облегчением вздыхал, наблюдая, как изначальный скептицизм тона тает с каждым новым фрагментом научного текста до-Потопного периода. Ученый не делал никаких заявлений относительно цели своих исследований, но работал четко, будто следуя намеченному плану. Чувствуя приближение некоей зари, дом Пауло решил предложить петуху насест – на случай, если тот ощутит в себе порыв объявить о начале нового дня.

– Общину заинтересовали ваши труды, – сказал он ученому. – Хотелось бы узнать о них, если вы не против. Конечно, мы наслышаны о ваших теоретических изысканиях, однако для большинства из нас это слишком сложный предмет. Вы не могли бы рассказать нам что-нибудь об этом в общих чертах, так, чтобы было понятно неспециалисту? Община ворчит на меня за то, что я не пригласил вас выступить с лекцией, но я подумал, что вы захотите сперва здесь освоиться. Поэтому если вы не…

Взгляд тона, казалось, стиснул череп аббата штангенциркулем и измерил его шестью разными способами. Тон с сомнением улыбнулся:

– Вы хотите, чтобы я объяснил нашу работу самыми простыми словами?

– Да, пожалуйста, если возможно.

– В том-то все и дело. – Таддео рассмеялся. – Необученный человек читает статью о естественной науке и думает: «Ну почему автор не мог объяснить это попроще?» Ему невдомек, что текст, который он пытался прочесть, уже написан наиболее простым языком – для этой темы. Более того, натурфилософия в значительной мере – всего лишь процесс лингвистического упрощения, попытка изобрести язык, где половина страницы с уравнениями выражает идею, которую нельзя изложить менее чем на тысяче страниц так называемого «простого» языка. Я ясно выражаюсь?

– Думаю, да. Раз уж вы выражаетесь ясно, то, быть может, расскажете нам именно об этом аспекте? Если конечно, это предложение не является преждевременным – в той части, в которой оно касается вашей работы с Реликвиями.

– Мы уже довольно четко представляем себе, куда движемся и с чем должны здесь работать. Чтобы закончить работу, разумеется, потребуется еще немало времени. Фрагменты нужно сложить вместе, а ведь они даже не принадлежат к одной и той же картинке. Пока непонятно, что нам удастся узнать, однако вполне понятно, что узнать не удастся. Я рад сообщить, что мы не теряем надежды, и не против того, чтобы рассказать о работе в общих чертах, но… – Он пожал плечами.

– Что вас тревожит?

– Только неуверенность в моей аудитории. Я бы не хотел оскорбить религиозные чувства, – слегка смущенно ответил тон.

– Разве ваша работа не относится к области натурфилософии? К физике?

– Разумеется. К сожалению, для многих людей картина мира окрашена в религиозные… ну, то есть…

– Но если ваш объект исследования находится в физическом мире, то как вы можете кого-то оскорбить? Особенно в нашей общине. Мы долго ждали момента, когда мир снова проявит к себе интерес. Я рискую показаться гордецом, однако все же хотел бы заметить, что прямо здесь, в монастыре, есть несколько довольно умных исследователей естественных наук. Брат Маджек и брат Корноэр…

– Корноэр! – Тон осторожно посмотрел на дуговую лампу и отвел взгляд, мигая. – Я не понимаю!

– Вы про лампу? Вы, несомненно…

– Нет, нет, не про лампу. Лампа довольно проста, нужно было лишь отойти от потрясения, что она на самом деле работает. На бумаге она должна работать – если допустить наличие разных неопределяемых величин и угадать некие недоступные данные. Однако стремительный переход от туманной гипотезы к действующей модели… – Тон нервно кашлянул. – Я не понимаю самого Корноэра. Это устройство… – он помахал указательным пальцем, указывая на динамо-машину, – это прыжок через двадцать лет предварительных экспериментов, начиная с понимания принципов. Корноэр же обошелся без предварительных этапов. Вы в чудесное вмешательство верите? Я – нет, но вот реальный случай такого вмешательства. Колеса от фургона!.. – Он рассмеялся. – А чего бы он добился, будь в его распоряжении механическая мастерская? Я не понимаю, почему такой человек сидит взаперти в монастыре.

– Возможно, это вам должен объяснить брат Корноэр, – ответил дом Пауло, изо всех сил стараясь подавить холодную нотку в своем голосе.