Гимн шпане

Мужчина вытащил блокнот — вот совпадение, у него был точно такой же, — что-то записав, он положил его обратно во внутренний карман, вообще было видно, что человек на пределе. Краем уха я продолжал подслушивать: насколько я понял, раньше он был близок к верхам и мог позволить себе в те благословенные времена пижонить на Р-25 [23] — что-что, а пепельница там не засоряется, пошутил он, но его спутница оставалась холодна как мрамор — а теперь, когда все переменилось, он оказался в вакууме, прежние друзья как один отвернулись от него, и небольшая протекция была бы очень кстати, особенно его интересовала работа в Париже, он повторил — именно в Париже. У него шла полоса неудач, он недавно развелся, пока суд да дело, их дом описали, а какие-то негры взломали дверь и незаконно вселились, плюс он страшно боялся стать безработным — в общем, одно сплошное расстройство. Понимаете, войну-то я как бы выиграл, только с «планом Маршалла» [24] меня круто обломили, ха-ха. Женщина натянуто улыбнулась. Да, насчет этой работы на Востоке, может, вы знаете конкретного человека? Она отвечала уклончиво, они просто получили кое-какие сведения, она знает лишь название организации, он записал, подперев рукой подбородок; их бутылка почти опустела, он похлопал по горлышку, чтобы официант принес другую, Женщина почти не пила и украдкой бросала взгляды на большие настенные часы. Самое ужасное, сказал мужчина, возвращаясь к той же теме, что теперь я изгой, козел отпущения. Он залпом осушил бокал. Честно признаюсь, меня не раз подмывало поджарить пару-тройку черномазых на медленном огне, кажется, эти гады покрасили нашу столовую в зеленый цвет. Он вздохнул: ну, теперь, раз вы поможете с работой, все наладится. В этот миг мы с ней встретились взглядами, и мне стадо абсолютно ясно, что не видать ему ни работы, ни связей. Официант предложил десерты, но женщина сказала: прошу прощения, я не люблю поздно возвращаться домой; ее спутник кивнул: конечно, я понимаю, огромное спасибо, что не сочли за труд меня пристроить. Он прищурил глаза, подражая рекламным мачо, но она и бровью не повела, допила свой кофе без кофеина, поднялась, велела держать ее в курсе и была такова — им даже счет не успели принести.

— Вот сучка, — пробормотал мужчина, — а ведь когда мы познакомились, она бы сочла за счастье мне отсосать.

Я подумал, что ослышался, но он несколько раз повторил «отсосать» и «сучка», бормоча, что это сейчас она строит из себя гранд-даму, а когда он сидел в министерстве и взял ее под свое крылышко, она только и делала, что рот подставляла. Он попросил у метрдотеля сигару, а я погрузился в свои мысли, вспомнив фильм «Уолл-стрит»: там по сюжету главный герой, владелец огромного, фантастического капитала, оказался втянут в какие-то махинации и в один день проснулся нищим, его ждал позор и тюрьма, и в конце он пришел к заключению: «Конечно, плохо ничего не иметь, но куда ужаснее потерять все, что имел.» Нет, не могу я ее курить; воскликнул мой сосед, слишком толстая, принесите-ка лучше сигареты.

Я перепил, в башке шумело, надо было возвращаться домой, но меня мучили мысли про Жоэля с Мари-Пьер, я представлял, как они целуются и занимаются любовью, и он шепчет ей на ушко, как тогда, в Гавре: мой ангелочек, мой ангелочек, — его голос и вся эта сцена крутились у меня в голове, словно фильм без начала и конца.

— Вам плохо?

Я перевел взгляд на свой бокал , оказывается, я бессознательно так сильно сжал ножку, что она сломалась, и в центре ладони у меня набухла капля крови.

— Простите, как-то случайно вышло.

Я положил на стол купюру в пятьсот франков — агент расплатился со мной наличными; как правило, я сразу заносил деньги в бюджет, но сегодня пришлось сделать исключение. В зеркало мне был виден сосед, уставившийся в пространство, — нет, у меня совсем другой случай, я-то начал с нуля, мне легче переносить трудности. Забрав сдачу, я вышел на улицу, от свежего воздуха сразу полегчало, на мгновение я заколебался, может, вообще не возвращаться, чтобы дать ей время все обдумать, но там находились мои вещи и весь товар, не стоило бросать их без присмотра.

В первую секунду показалось, что она ушла, в комнате было темно, только беззвучно мерцал экран телевизора, и хотя я пытался приготовиться к такому исходу, все равно меня как током ударило. Я зажег люстру и увидел, что из-под одеяла торчит прядь ее волос, а потом раздался недовольный голос она просила выключить свет. Я лег, какое-то время мы оба молчали, по дыханию я слышал, что она не спит, но если кто-то должен был начать разговор, то скорее она, чем я.

— Ты спишь? — наконец спросила она.

— Нет, — ответил я, — не сплю.

Повисла пауза, телевизор все работал, там шли новости, сплошь катастрофы, войны да наводнения, я повернул голову, — Мари-Пьер была в куртке от моей синей пижамы.

— Хочешь, включу звук?

Но ей было все равно, ее интересовало, действительно ли я думаю то, что наговорил перед уходом, правда ли так считаю? Она смотрела на меня гневно и в то же время обиженно.

— Не знаю…