Гимн шпане

Назавтра я испытывал стыд, не зная, в каком виде преподнести случившееся Мари-Пьер, рассказать ей или нет, но, видимо, Мириам сама ей намекнула, потому что днем, как только Мириам отвернулась, она спросила меня: слушай, у них с Жилем правда все хорошо? Она была счастлива за мать — разве запрещается заводить любовника, слава богу, Мириам еще в отличной форме, годы-то летят.

Приезд Мириам стал для меня спасением: обремененный заботами, я не мог все время проводить в больнице, ожидая, пока Мари-Пьер поправится. Приближался день операции «Грузовик». Послезавтра начнется семинар у Бруно. Надо было расстараться и найти определенное количество видаков одного класса, ведь никак нельзя обидеть кого-то из журналистов — Бруно говорил, они люди тщеславные, чуть что, и прости-прощай хвалебная статья. В среду позвонил адвокат из Лилля, там началось оживление рынка, и он хотел сделать срочную закупку, Жилю пришлось мчаться туда, впрочем, он был рад проветриться.

Я получил ответ на свой вопрос: в прошлом году адвокат вложил деньги в гипермаркет аудиовидеоаппаратуры, но дела застопорились, почему он и ухватился за мое предложение, ведь я гарантировал твердые цены, без налогов, а значит, большой барыш.

Имей в виду, сказал мне его родственник, поставщик пива, не будь он в аховой ситуации, а его сильно прижало, он бы ни за что не замазался в криминале.

Мой мозг функционировал как отлаженный механизм; я прикупил у него партию пива, десять тысяч бутылок, по франку штука, — почему бы не подзаработать, толкнув их во время музыкального фестиваля: бутылок шла по десятке, я всучу их своим продавцам по пятерке, умножаем на десять, получается пятьдесят тысяч франков, минус мои первоначальные затраты, итого, сорок тысяч за один вечер. Несмотря на то, что я старался не особенно светиться в офисе, там уже ходили легенды о моей незаурядности, Бруно все чаще со мной советовался, консультировался, прежде чем что-нибудь предпринять, и хотя сам я придавал огромное значение тому, чтобы вести себя как настоящий директор компании, но с кем поведешься, от того и наберешься, и вот уже секретарши бойко осваивали уличный жаргон, а однажды я слышал, как Бруно кому-то вставлял: ребята, это западло, слово надо держать, — причем разговаривал он не с кем-нибудь, а с директором по общественным связям солидной корпорации.

Похоже, все вокруг были уверены, что я не иначе как современный Аль Капоне, и мне точно известно, когда за мной закрепилась эта репутация: однажды мы уходили с работы вместе с Патрисией, подошли к моей машине, я свистнул, ко мне бегом кинулся бродяга в тряпье, один из «патрульных», и, протянув ключи, спросил: все в порядке, шеф? Патрисия чуть не упала, это твой знакомый, с ума сойти, как в кино про мафиози, короля подпольного мира, который держит в руках весь город, а об этом никто и не подозревает.

Сидя в машине на стреме, я, в ожидании поляка, еще раз перебирал в уме вехи своего пути, начиная с зимы по сегодняшний день — без ложной скромности можно было сказать, что начало положено; тут Жиль прошептал мне на ухо: если все пройдет чики-поки, я беру свою долю и сваливаю, мне позарез необходим отдых где-нибудь на природе, так что подыскивай другого партнера. Мы уже второй день сидели в Рюнжи, накануне торчали здесь до трех утра, ужасно не хотелось и сегодня прождать впустую, я устал. Жиль рассуждал о трудностях подбора кадров, молол несусветную чушь, предлагал заставить кандидатов плясать или даже петь — говорят, кто хорошо поет, тот хорошо работает. Во всяком случае, в оперном театре. В окошко постучали, я вздрогнул, видно, не заметил, как задремал; все в ажуре, сказал Уголок, соединив в кольцо большой и указательный пальцы, не волнуйтесь, он тут.

Грузовик стоял на своем обычном месте, в — очереди на пропускном пункте между двумя другими фурами, мы надеялись, что водители отправятся поесть, и Жиль сможет провернуть все тихо и без помех. Прошло минут пятнадцать, Уголок сбегал к шалаве, сегодня она не должна была рисковать и обслуживать других, так что шторы в фургончике были задернуты — когда поляк направится к ней, Уголок ее предупредит, она быстренько раздвинет шторы и пригласит водилу к себе как старинного и почетного клиента; поляк продолжал неподвижно сидеть за рулем в полной темноте, мы хоть убей не понимали, что он такое задумал. Надеюсь, он там не дрочит, прогнусавил Уголок, иначе пиши пропало, он кончит и хрен пойдет спускать денежки к проститутке. В боковом зеркальце отражался слабый свет, крошечный светлячок во мраке. Пойду посмотрю, тихо сказал Уголок и уже через секунду вернулся с ободряющими новостями: поляк нас не подвел, он просто молился, это горела маленькая свечка, которую он присобачил к приборной доске.

— Уж поверьте, я его знаю, кобеля, побежит к ней как миленький.

Мне пришлось пообещать увеличить его долю, чтобы он оставил меня в покое, а главное, заткнулся. Фары грузовика все время горели, но наконец погасли, это был хороший знак.