Гимн шпане

С ней было интересно разговаривать, она задавала дельные вопросы, конечно, реклама стояла на первом месте, как я прочел в одном известном деловом журнале, без рекламы новая компания не сможет раскрутиться, главное — найти оригинальную идею и настойчиво ее проталкивать; по-моему, «Экстрамил» было то, что надо: во-первых, «экстра», во-вторых, намек на размах — «мили» — просто, но доходчиво, стопроцентное попадание.

Когда мы вышли, валил снег, улица сияла рождественскими огнями, автобусы, разворачивались на стоянке позади вокзала, рисуя на снегу причудливые узоры, машины двигались медленно, похолодало, но мне казалось, я в раю, где вечное тепло, я обнимал ее за талию, моя рука скользнула в карман ее куртки, никогда бы не отпускал, так и шел бы всю жизнь под хлопьями снега, слегка навеселе, мимо витрин с мигающими гирляндами… мы как будто попали в диснеевский мультик, сказала Мари-Пьер, — она читала мои мысли.

На перекрестке перед баром «У Мориса» стоял мой подельник, бедняга, небось в кедах на снегу несладко, два брата-пакистанца ждали неподалеку.

— Ты иди, — сказал я Мари-Пьер, — я скоро.

Телевизоры, как и моя комната, находились на шестом этаже, только подниматься надо было по другой лестнице, где нет никаких старух с кошками, — мы с Саидом постепенно прибрали к рукам все здание. Парень шел за мной, я не любил пускать к себе посторонних, но мне не улыбалось таскать такую тяжесть одному.

— Твоя баба?

Выходит, я был прав: чтобы к тебе не лезли, нужно жить с уродиной. А она ничего, продолжал он, сколько ей лет?

— Почти семнадцать.

Он присвистнул: значит, шестнадцать, ну ты даешь, это ж совращение малолетних, тебя могут посадить. После выпивки я с трудом одолел лестницу, придется делать две ходки.

— Бабки при тебе? — спросил я его у двери.

Конечно нет, они у пакистанца, в общем, все в ажуре, зря я напрягаюсь, но мне это не понравилось: я привык, чтобы деньги вперед; он подул себе на руки.

— Я с ними пять лет имею дело, не волнуйся, мусульмане ребята правильные, даже не курят.

В комнате было темно, тут наверху отрубили электричество, я сунул руку за трубу, где обычно хранил карманный фонарик; не то чтобы я им не доверял, но не хотелось таскать телевизоры за так.

— Эти?

Он осмотрел товар, при свете фонаря коробки казались гигантскими, модель устраивала, пакистанцы боялись только, что экраны окажутся маленькими; он похлопал по коробке и сказал с раздражением: вот жучила, если бы я знал, что они «чистые», загнал бы втридорога.

Меня впервые упрекали за первоклассный товар, а что он ожидал увидеть, черно-белые «ящики» без пультов, годов шестидесятых?

Мы взяли первую коробку, лестница была крутая, и хотя включенный фонарик торчал из кармана моей куртки, все равно ни, черта не было видно.

— Кстати, все может обернуться гораздо хуже, это не просто совращение, это подстрекательство к преступлению.

Я так понял, он снова завел речь о Мари-Пьер.

— Ты преступник, а она несовершеннолетняя, вот и получается: совращение и подстрекательство малолетних к преступлению.

Он начал меня раздражать, зря я все-таки позвал его с собой.

— Держи-ка повыше, а то вся тяжесть на мне.

На улице снова шел снег.

Пакистанцы ждали в переулке за домом в машине с заведенным мотором, обогрев был включен на максимум; не знаю, какой у них, в Пакистане, климат, по-моему, там растут пальмы, водятся слоны с верблюдами, насчет последних — точно, а в остальном — не уверен, в любом случае, в те края меня не тянет, первое, что я сделаю, как только подзаработаю, — повезу Мари-Пьер к солнцу, но скорее в Италию или Монако, как говорится, деньги к деньгам, и кутить лучше там, где их куры не клюют.

Они открыли кузов, это было глупо, мало ли кто мог проходить мимо, зря я сегодня пил, в нашем деле ясность ума — первое правило, недаром тюрьмы набиты пьяницами и недоумками. Я поспешил залезть в машину, не проболтайся, почем мы сговорились, шепнул мне на ухо мой партнер, не их собачье дело.

Они внимательно выслушали условия сделки, их было двое, один щуплый, другой покрепче, он-то и засуетился — мол, почему только один телевизор; мы же не вьючные ослы, возразил мой подельник, притащить сразу оба нереально, сейчас снесем второй, и хотел вылезти из грузовичка.

Сиди, — сказал я, — второй мы придержим, пусть сначала заплатят, нет денег — нет товара.

Прав-то был я, но они стали верещать без остановки, щуплый помянул Коран: мы люди чести, мы держим свое слово, ваши подозрения оскорбительны, — в общем, я сдался, в конце концов, было маловероятно, что они слиняют.