Не знаю, кто придумал им такое название. С ожившими мертвецами из легенд или классики зомби-кинематографа зубастых объединяли разве что звуковое сопровождение, медлительность и желание жрать людей. В тощих и уродливо-непропорциональных телах не было почти ничего человеческого: слишком длинные конечности, ступни и кисти вытянутые, с когтями. Вроде бы худые — но кости не просматриваются. Живот и грудная клетка не разделены линией под ребрами, а будто наспех слеплены в один продолговатый кусок плоти, покрытый влажной и темной чешуей… или кожей — как у земноводного. Упыри скорее напоминали что-то среднее между отощавшей полуразложившейся обезьяной и здоровенной двуногой ящерицей. Даже башка оказалась отдаленно похожей на лягушачью: почти без шеи, с широкой зубастой мордой и чуть приплюснутая. Мощные челюсти, способные запросто перегрызть лучевую кость — зато сам череп крохотный и суженный кверху, едва ли способный вместить полноценный мозг. Неудивительно, что умственные способности тварей оставляли желать лучшего.
Впрочем, чтобы порвать меня на части, не обязательно иметь докторскую степень.
Я не стал дожидаться, пока Упыри подберутся поближе. Крутанул топор в руке, привыкая к весу, и первым вступил в бой. Чуть сместился влево, чтобы они никак не смогли навалиться все разом, и рубанул первого. С размаху, вложив в мощный удар чуть ли не весь собственный вес — и тупое лезвие все-таки справилось: разом отделило уродливую зубастую башку от тела и швырнуло куда-то в сторону поленницы. Рыхлая плоть поддалась железу почти без усилий, разве что едва слышно хрустнув сломанным позвоночником, и от неожиданности я завалился вбок, чуть не потеряв равновесие.
Второго Упыря пришлось рубить как попало, наотмашь. Снизу под отвалившуюся в визге челюсть — и сразу же во второй раз, провернув топор в воздухе. Удар расколол череп и с чавканьем ушел чуть ли не по самую середину морды, но высвободить лезвие я уже не успел: третья тварь навалилась сбоку и вцепилась зубами в руку. Намотанная на предплечье ткань кителя жалобно затрещала — и все-таки выдержала… пока еще.
Похоже, челюсти Упыря работали, как у бойцового пса: он не пытался отпустить и атаковать снова, даже не орудовал когтями — просто вцепился и держал, понемногу пережевывая и затягивая мою руку себе в пасть. Будь у меня оружие, я бы без особого труда пробил ему голову — но топор намертво застрял в поверженной туше и лишь тянул меня вниз неподъемной тяжестью.
Пришлось орудовать так: первый удар локтя лишь заставил Упыря сердито заворчать, пуская слюни, но второй, короткий и мощный, все-таки отбросил его в сторону. Лишив половины зубов, судя по влажному хрусту — наверняка они так и остались на мне, застряв в покрытой слюнями и жижей ткани кителя.
Прорывы умели делать своих созданий огромными, но на материале, похоже, все-таки экономили: и убитая вчера Жаба, и все до единого Упыри оказались каким-то хлипкими, непрочными… или Талант уже успел вкачать в мои мышцы достаточно силы. Третий удар я нанес ногой — и зубастая тварь с визгом рухнула, проехалась на спине, оставляя на асфальте влажный след, и подняться уже не успела: мой ботинок опустился прямо на морду с остатками зубов. Раз, другой — и череп хрустнул, а содержимое черепушки с чавканьем брызнуло во все стороны.
И во дворе стало тихо. Только где-то наверху негромко хлопнула створка окна. Выстрелы гремели на весь околоток, и кто-то из местных наверняка наблюдал за развернувшимся внизу сражением. Может, примеривался, как бы помочь угодившему Упырям в лапы бедняге. Или добраться до ближайшего городового…
Или просто втихаря радовался, что такое приключение случилось не с ним. И теперь, когда Упыри мне больше не угрожали, зрители исчезли. Двор снова погрузился в сонную тишину, и даже в еще светящихся под крышами окнах не маячило ни одного силуэта, словно жителей домов вокруг ничуть не интересовало, что я буду делать дальше.
Впрочем, стоит ли удивляться? Человек устроен так, что рано или поздно привыкает ко всему, а Прорывы и их кровожадные порождения за последние пару лет уже успели стать для Петербурга чем-то обыденным — конечно, если дядька Степан не слишком приукрашивал свои рассказы. В темноте меня вполне могли принять за городового, солдата или даже наделенного Талантом крутого георгиевского капеллана, для которого кучка Упырей вряд ли оказалась бы по-настоящему серьезной угрозой… Да и кому захочется без крайней надобности лезть в чужое дело? В том девятьсот девятом году, который я помнил, люди были точно такими же.
И за следующую сотню с лишним лет ничуть не изменились.