Гимназия №6

Его преподобию явно стоило немалых усилий задать этот вопрос. Ведь это означало проявить доверие не только ко мне лично — уж это я, пожалуй, все-таки заслужил. А вот воспринимать всерьез заговоры, порчи, ритуалы и прочие привычные штуковнины… Нет, на это Дельвига пока еще не хватало. Наверняка все это не просто изрядно расходилось с тем, чему его учили десятки лет, но и ставило под сомнения саму официальную позицию церкви.

И все же я в одиночку смог сделать… скажем так, несколько больше, чем целый полувоенный Орден с молитвами, целителями и капелланами.

— Когда сжечь?.. Пять часов назад. — Я пожал плечами. — То есть — чем скорее, тем лучше.

— Хорошо, хорошо… Послушай, гимназист. — Дельвиг чуть понизил голос — будто сам отчаянно стеснялся собственных слов. — А ты бы мог?.. Возможно ли узнать, кто создал эту гадость?

— Пожалуй, да… Теоретически. — Я на мгновение задумался. — Но тогда ваш человек останется без руки или умрет.

Не знаю, что ответил бы Дельвиг, будь Захар в сознании. Может, согласился бы сразу, без промедления… А может, ожидал бы от бедняги солдата героического самопожертвования ради общего дела. Но теперь решать приходилось самому, в одиночку.

И решение все-таки было верным.

— Господь с ним… Разберемся.

Дельвиг платком смахнул нитсшест на пол и щелчком пальцев обратил в пепел — я едва успел увидеть крохотную вспышку пламени. Вряд ли Талант капеллана смог бы так же легко подпалить обычную деревяшку, но с проявлением недоброго колдовства священный огонь боролся, что называется, на отлично.

— Теперь — все, — улыбнулся я. — Но не забывайте про воду. Обязательно проточную — лучшего лекарства для Захара вы не найдете.

— Учту. А теперь, гимназист, — Дельвиг отступил на шаг и сложил руки на груди, — давай рассказывай — откуда ты все это знаешь. И не вздумай юлить — не отвертишься.

— Да я и не думал… — тоскливо отозвался я. — Но неужели у вашего преподобия сейчас не найдется дел поважнее?

Ответом мне стало молчание. Многозначительное, суровое и настолько прохладное, что я сразу почувствовал чужой Талант. Дельвиг сделал еще один шаг — на этот раз в сторону. Неторопливое, едва заметное движение, которое могло и вовсе ничего не значить.

И все же теперь грозный капеллан стоял так, что полностью загораживал от меня дверь.

— Да нет никакого секрета, ваше преподобие. — Я изобразил самую бестолковую и беспомощную улыбку, какую только смог. — Я совсем болезным родился. Думали, вообще помру — но бабка повивальная выходила. Она вроде как знахарка… была. Ну — так говорят.

— Знахарка? — усмехнулся Дельвиг.

— Это вроде ведьмы, ворожеи. Колдунья — только добрая, — на всякий случай пояснил я. — Она меня на ноги поставили — и потом приглядывала, до самой школы. А я любопытный был, приставучий — вот и научился, выходит…

— Видать, и правда Талант в тебе, гимназист — и немалый. Мог бы большим человеком в Ордене стать. — Дельвиг чуть прищурился, будто в очередной раз пытаясь просветить меня насквозь. — Но, как говорится, что выросло — то выросло… В общем, как ни крути — а помощь мне твоя пригодится, и еще как.

— Чем смогу, — отозвался я. — Служу… государю.

— Государева служба — это не к нам. У нас владыка повыше будет. — Дельвиг едва заметно улыбнулся и многозначительно указал взглядом на потолок. — А сейчас — ступай, гимназист. Если понадобишься…

— Если понадоблюсь — вызовете, — со вздохом закончил я. — Ясно.

Глава 27

Возня с несчастным Захаром заняла куда больше времени, чем казалось. Когда я вышел на улицу, там уже совсем стемнело. И неплохо было бы отправиться домой и, наконец, выспаться… но одно дело у меня все-таки еще осталось. Пусть не срочное, и даже не слишком важное — зато личное и, можно сказать, приятное.

Не зря же я загремел в карцер — в конце то концов.

Адрес неведомо куда подевавшегося Фурсова я выяснил еще утром, сразу после класса латыни, а вот отыскал не сразу: маленькие четырехэтажные домишки в конце Большой Подьяческой не только мало чем отличались друг от друга, но еще и стояли так тесно, что случайный гость на улице едва ли мог сообразить, где заканчивается один и начинается следующий.

Я зашел в тесный двор-колодец чуть ли не наугад — и все-таки не ошибся. Даже сверхчеловеческое обоняние не пробивалось сквозь привычные и могучие запахи бензина, сырости, лошадиного навоза и дыма, и отыскать следы проходившего здесь человека я, конечно же, не мог — но чутье справлялось и само по себе.

Фурсов где-то рядом. И ему, кажется, не слишком-то хорошо.

Я нахмурился и неторопливо зашагал по двору, на ходу «прощупывая» эфир на предмет чего-то знакомого… или наоборот — странного и чужого.

И у второй или третьей лестницы нашел и то, и другое: Фурсов точно был здесь. Спешил, нервничал — то ли торопился домой, то ли пытался удрать от тех, кто шел за ним следом. Я взялся за ручку на двери и поморщился — отпечаток чужого присутствия оказался каким-то гадким, неприятным — хоть уже и прошло около суток.