Гимназия №6

— Дядька Степан! — заорал я. — Сюда!

Наверное, мы сейчас сами были изрядно похожи на разбушевавшихся хулиганов — всклокоченные, запыхавшиеся, без фуражек и портфелей. Но синие кители сделали свое дело: дядька Степан, рванувший уже из кобуры «наган», сердито поморщился — и жестом приказал нам убраться в сторону.

Впрочем, сражаться ему оказалось, можно сказать, уже не с кем: полицейский свисток и появление казенной машины действовали на головорезов, как крик петуха на нечисть. Темные фигуры во дворе на мгновение замерли — и вдруг, развернувшись, припустили в ближайший проход между домами так резво, будто всерьез собрались поставить какой-нибудь олимпийский рекорд.

— Стой! Стой, кому сказано!!! А ну… Э-х-х-х, ушел, зараза!

Дядька Степан с щелчком оттянул курок, подхватил «наган» второй рукой снизу, зажмурил один глаз — но стрелять все-таки не стал. То ли снова подвели немолодые глаза, то ли цель оказалась уже слишком далеко. А может, просто побоялся зацепить Фурсова, бестолково застывшего там, где застывать ни в коем случае не следовало.

— Вовремя вы, — улыбнулся я. — Еще немного — и остались бы от нас рожки да ножки.

— А ты тут какими судьбами, Владимир? — Дядька Степан неодобрительно проводил взглядом, «наган», который я как раз спрятал за пояс. — Стрельба, крики… Что тут у вас стряслось?

— Ограбить пытались. — Я соврал почти не задумываясь. — Налетели прямо в заведение, похватались за револьверы… Ну, и мы — то есть, я — тоже.

— Так и было, — тут же закивал Петропавловский. — Никак, каторжане заявились, господин городовой. Прямо среди бела дня — вот страху-то было!

— Совсем страх потеряли, ворюги треклятые… Да и вы хороши! — Дядька Степан отступил на шаг, разглядывая нас — и покачал головой. — Форменные башибузуки! Подстрелили кого?

— Двоих. Там, на улице лежат. — Я пожал плечами. — Еще один подраненный был — может, хозяин видел, куда уполз.

— Да уж, с тобой, Владимир, шутки плохи. Чуть что — сразу за «наган»… — вздохнул дядька Степан. — Стало быть, у нас тут самооборона?

— Выходит, она самая и есть. — Фурсов насупился и убрал руки в карманы. — Не мы же их обобрать надумали.

— Да у меня, сынок, и в мыслях не было… Но надо ж разобраться, что к чему. Так что придется вам, милостивые судари, задержаться, пока мы с его благородием околоточным надзирателем все бумаги составим. А тебя, друг ситный, — Дядька Степан повернулся ко мне, — сейчас же в больницу определим.

— Это еще зачем?

— Да ты же у нас сам подстреленный. Вон, смотри сколько натекло!

Ткань кителя действительно успела пропитаться красным, и я разглядел на плече аккуратную круглую дырку. Крохотная пуля из «велодога» не задела кость и вряд ли прошлась по крупным сосудам, а остальное меня едва ли волновало. Набравшийся сил организм наверняка уже выплюнул ее через рукав — и теперь вовсю перерабатывал съеденные баранки, выстраивая новые клетки взамен разорванных. Заново натягивал кожу, затыкал отверстие в мышцах, но в первую очередь, конечно же, остановил кровь: наверняка к утру я уже буду…

— И не спорь! — Дядька Степан сердито нахмурился и уперся руками в бока. — Сейчас попрошу — на машине до Покровской прокатят. Если там ее сиятельство Катерина Петровна дежурит, она тебя вмиг на ноги поставит.

— Что еще за Катерина Петровна? — буркнул я.

— Владеющая. Молодая — но силы необыкновенной. Целительница, княжна из рода Вяземских. — Дядька Степан вдруг заулыбался, как ребенок, увидевший новогоднюю елку. — Ангел-хранитель наш.

Княжна, значит.

Екатерина Вяземская.

Глава 33

Путь до больницы на углу Княгининской и Большого проспекта действительно занял минут пять, не больше, но показался чуть ли не бесконечным — такой болтливый мне попался водитель. Конечно же, не сам околоточный надзиратель — слишком молодой, да и рангом не вышел: то ли ефрейтор, то ли младший унтер-офицер в отставке. Рассматривать лычки на погонах мне было откровенно лень.

Зато сам он оглядывался на меня чуть ли не всю дорогу — да так, что пару раз чуть не въехал в то и дело попадавшиеся на пути телеги. То ло опасался, что я потеряю сознание или вообще помру, то ли просто переживал за кожаную обивку сиденья. Зато когда убедился, что я не собираюсь перемазать кровью всю машину, принялся трепаться без умолку.

Впрочем, я не возражал — кое-что полезное в его болтовне все-таки имелось. Я узнал чуть больше о местных хулиганах, бандах каторжан и даже самом Прошке Рябом. Который, как и ожидалось, оказался если не королем местного преступного мира, то одним из князей — уж точно.

И, как обычно в таких случаях и бывало, полиция неизменно оказывалась бессильна: городовые то и дело «принимали» на ограблениях мелкую шушеру, понаехавшие в Петербург с каторги урки частенько гибли в перестрелках и поножовщине с себе подобными — или когда сдуру нарывались на того, кто не только носил в кармане заряженный револьвер, но и не стеснялся им пользоваться.