— Что же мне, расплакаться, арис? — не выдержала читавшая с выражением и без ошибок Леанна Гиса. Наша самая большая любительница поэзии. Она могла процитировать наизусть не менее тридцати поэм.
— Всхлипни пару раз, — шепнула с задней парты Эстела, — он и растрогается.
Шептала наша веселушка тоже басом, а потому арис открыл один глаз и укоризненно повел им в сторону подсказчицы.
— Что за нравы! Что за класс! Какая приземленность! Вот у гимназистов совсем другое дело. Слыш
И он схватился за голову, словно та раскалывалась от невыносимой мигрени, спровоцированной такими бездушными мучительницами, как мы.
Прикрыв глаза и помахав со стоном рукой в воздухе, словно нащупывал невидимую нить, за которую дернешь, и немедленно отыщешь среди полных бездарностей хоть одну, способную выдать нечто достойное, арис Гийон протяжно выдохнул:
— Тэа Эста, прочтите.
Признаюсь, что смутилась. Даже общение с моим вдохновенным поклонником теоном Венсаном, регулярно радовавшим стихотворными сочинениями, не способствовало особой любви к поэзии. Я наизусть цитировать и не бралась, а потому подхватила открытый на нужной странице томик стихов, вышла вперед и, встав перед классом, стала читать.
Арис Гийон приоткрыл глаза и сосредоточил их… хотелось бы сказать, на моем лице, но взгляд определенно приковался ниже. У меня даже складывалось впечатление, что после падения того шкафа перед мысленным взором впечатлительного преподавателя постоянно стоял белоснежный легкий наряд с откровенным декольте и разрезами до самых бедер. Боюсь, даже сейчас он видел на мне не ученическое платье.
Учитель вдруг подскочил и взмахнул руками, а я мгновенно замолчала. Кажется, на него напал тот самый приступ вдохновения, когда он выдавал новые шедевры собственного сочинения благодарным слушателям, сплетая их словно из воздуха. Ожидая творческого взрыва, я отступила подальше.
Взрыв грянул:
…Цахарис, ведь действительно вспомнил.
…Мрак! Ткань даже не просвечивала!
Я краснела, девчонки еле сдерживали смех, прекрасно понимая, чем навеяны шедевральные строки, а поэт живописал, точно художник по холсту. Воображением наш впечатлительный стихосложенец отличался богатым, по крайней мере, увидеть меня в образе «и ничего на теле нет» мог исключительно одаренный буйной фантазией мужчина. В этот миг с благодарностью вспомнила теона Венсана, читавшего свои сочинения лично мне, а не всему классу. Хотя подозреваю, кумиром в сочинительстве ему служил именно арис Гийон. Иначе к чему это частое упоминание персей и прочих частей тела? Вот что бы сделалось с бедным поэтом, впечатлившимся видом совершенно простого по крою платья, наблюдай он девушек в купашках? Это тен Лоран тогда бровью не повел, а с Гийоном мог сердечный приступ приключиться.
Закончив вдохновенную декламацию, учитель ждал реакции зала, и все конечно же зааплодировали, заглушая громкими хлопками приглушенные смешки.
Совершенно счастливый преподаватель подскочил ко мне, видимо желая разделить оглушительный успех со своей музой, и, схватив за правую руку, в совершенном ликовании вздернул ее выше. Через секунду он вытаращил глаза, широко раскрыл рот, а после с громким стуком повалился на пол.
Аплодисменты стихли мгновенно. Девушки привстали за своими столами, пораженно глядя на потерявшего сознание учителя.
— Он в горячке вдохновения свалился?
— Все силы растратил, бедняга.
— Снова притворяется?
— Какие вы жестокосердные! — Леанна Гиса подбежала к любимому учителю и похлопала того по щекам. Гийон приглушенно застонал, но глаз не открыл. — Надо кого-нибудь позвать.
Сообразив, что по соседству проходит урок у Аллара, я первая рванула в коридор и добежала до следующей двери.
Олайош выглянул наружу, увидел штук семь гимназисток (девчонки нагнали меня и теперь галдели все разом), извинился перед своими ученицами и последовал за нами в класс стихосложения.
Присев на корточки, он внимательно осмотрел бедного Гийона, после чего крепко ухватил того за грудки, привел в сидячее положение и прислонил спиной к стене.
— Сейчас оклемается, — заявил он нам, а после потребовал объяснений случившегося.
— Он просто читал стихи, — загалдели девчонки.
— Ага, про Маришку читал, — внесла уточнение Селеста.
— Про Маришку? — Аллар серьезно взглянул на меня.
— Он посвятил стих одному платью, в котором меня видел, а в конце подбежал, сжал мою ладонь и поднял наши руки, после чего лишился сознания.
— За какую схватился?