Гимназист

Также я думал над, словно тающей угрозой кровавых беспорядков, которые возможно захлебнулись из-за смены времени года, которое подорвало логистику. Недостатка времени на организацию, и прочих неизвестных мне факторов вплоть до того, что возможно глав зачинщиков смогли заранее определить и обезвредить, отчего всё развалилось.

Как внезапно всё поглотил взрыв, который снёс нас на проезжую дорогу.

Я на какое-то время потерял сознание, а когда очнулся, то был под завалом слегка тлеющих досок, а всюду разносились взрывы и крики людей и мольбы о помощи.

В глазах всё троилось, по лицу текли струйки крови, а в нос бил запах гари и пороха.

Приподнявшись на руках, я увидел рядом с собой изуродованное взрывом тело полицмейстера, чьи глаза смотрели стеклянным взором.

— Твою мать. — Вставал я на колени под звук падающих с моей спины тлеющих досок, и людского хаоса, чувствуя, как многочисленные ушибы и раны непрерывно регенерировали на моём теле.

Зрение восстанавливалось медленно, от чего всё ещё расплывалось и ходило ходуном, но я мог понять, что всюду горели здания, и вся улица была усыпана телами убитых и раненых, которые сейчас стонали от боли и звали на помощь.

Те же, кто не пострадал в череде взрывов сейчас в панике убегали прочь, не разбирая дороги, сталкиваясь друг с другом.

Когда я смог подняться в полный рост, то не сразу осознал, что моя шинель также начинала тлеть от взаимодействия с обугленными досками, которыми меня накрыло после взрыва.

Всё ещё терпя на себе явные признаки контузии, я рванул что есть мочи отворот своей зимней формы, от чего пуговицы стали разлетаться в разные стороны, а я через пару мгновений стоял только в одном сером мундире без единого опознавательного знака.

Всюду в хаосе охвативших пожарами улицу, под треск горящих домов, слышались крики, и плачь детей, а также мольбы о помощи.

Я стоял среди тел из моего патрульного отряда, которые либо были тяжело ранены, либо мертвы, и уже стабилизировавшимся практически зрением видел, как из чёрных порталов подворотен появлялись люди с оружием и факелами в руках.

один из самых первых появившихся людей, держа рукой пистолет, пнул ногой стонущего и истекающего кровью полицмейстера, который шёл до взрыва в пяти метрах впереди меня и, улыбнувшись кривой гримасой, нажал на пусковой крючок.

Выстрел огласил улицу, а постовой затих, утратив часть лица.

В метре от них в ужасе забившись в угол дома, обнимая девчушку лет десяти, сидела женщина, пытаясь закрыть собой ребёнка, под насмешливые взгляды десятерых мужиков с саблями и пистолетами.

Один из них взмахнул саблей, занося её над женщиной с ребёнком, но в это время из земли вырвались, словно копья десятки ветвей, и пронзили его и ещё несколько человек с оружием, поднимая их на метр воздух.

Брызнула кровь, попадая на мать закрывшую спиной своё чадо, а оставшиеся бандиты рванули в рассыпную, крича что-то своим подельникам, которые заполоняли улицу.

— Валите царского выкормыша! — Орал один из отпрыгнувших в сторону мужиков указывая на меня.

Я же не дожидаясь выстрела или сабельной атаки, понимая, что кругом раненые невинные люди, схватил с окровавленного снега саблю и, выдернув её из ножен, словно молния рванул на врагов, которых с каждой секундой становилось всё больше и больше, под взрывы которые доносились из всех уголков Петербурга.

Глава 21. Кровавый унтер-офицер, или рождение городской легенды.

Я стоял посередине проезжей части в эпицентре пожаров, держа за шею последнего врага которого проткнула моя сабля насквозь.

По лицу и кителю текла чужая кровь, буквально окрасив мою серую форму в темно багровый оттенок.

Выдернув оружие из груди врага, я отпустил его горло, и он, скользя рукой по моему кителю, упал на колени, после чего завалился на бок, смотря уже на мир стеклянными безжизненными глазами.

Тяжело дыша, чувствуя неведомую до этой минуты пустоту в сердце, я смотрел на десятки убитых мной повстанцев, которые валялись словно в реках крови, смещенных со снегом и талой водой.

Люди же понимая, что на краткий миг угроза их жизням миновала, старались откопать под завалами своих друзей и родственников.

Отовсюду слышались крики боли и истерическое рыдание над умершими или тяжелоранеными горожанами.

Ночное небо окрасилось в рыжеватый оттенок от сотен пожарищ, а едкий дым уходил в небо гонимый ветром.

— Ваше благородие, — подошла ко мне женщина с ребёнком, по лбу которой текла кровь, а на плече девочки виднелось кровавое пятно. — Спасибо вам. — Схватила она мою левую руку, которая была по шею в крови врагов, своими дрожащими холодными руками. — Не оставили на поругание да на смерть лютую народ простой.

— Мама, я руки не чувствую. — Сквозь тихие слёзы, чуть слышно произнесла девочка.

Я перевёл пустой, словно мертвый взгляд на девчушку лет десяти, и сжал зубы до скрипа, после чего огромным усилием воли заставил себя улыбнуться испуганной от моего взгляда девочке.