Читаем Гимназистки. Старые письма. полностью

Гимназистки. Старые письма.

"Живя, умей все пережить:Печаль, и радость, и тревогу…"Ф. Тютчев..

Редько Евгений

Проза / Современная проза18+
<p>Редько Евгений</p><p>Гимназистки. Старые письма.</p>

“Живя, умей все пережить,

Печаль, и радость, и тревогу…”

Ф. Тютчев.

ГИМНАЗИСТКИ. СТАРЫЕ ПИСЬМА.

Мишка маялся на платформе вокзала. Разгар лета, жарко, самое время купаться в море, а он должен встречать какую-то незнакомую тетку. Но его попросила об этом его соседка, Зинаида Викторовна, или, как он ее называл с самого малолетства, Бабуля. Конечно, он не мог отказать.

Поезд опаздывал, на платформе суетились женщины с объявлениями в руках о сдаче квартир. Переговаривались, обменивались информацией о ценах, жаловались, что курортник не тот пошел, жмотничает и не соглашается на то, что дают. Мишка их не слушал, все это было ему знакомо и неинтересно.

Наконец, дежурный по станции ленивым голосом объявил, что скорый поезд номер восемь из Ленинграда прибывает на первый путь.

Поезд остановился и из вагонов начали выходить прибывшие курортники. Тетки тут же облепили их, как мухи, предлагая наперебой свои услуги.

Эту женщину Мишка узнал сразу. Вернее, конечно, не узнал, он ее никогда не видел, но понял, что именно ее он пришел встречать на вокзал. Прямая, неуловимо похожая на его соседку, одетая в непривычно длинное, не по сезону платье и с широкополой панамой на голове. В одной руке у нее был большой необычного вида кожаный потертый чемодан, а на другой болтались маленькая сумочка и нелепый зонтик с бахромой. Она была явно уставшая, с тяжелыми темными тенями под неожиданно яркими серыми глазами, но шла сквозь толпу прямая, и казалась, не замечала суетящихся вокруг людей, а местные женщины не приставали к ней со своими койками для сдачи и молча расступались, давая пройти.

Мишка подошел

– Здравствуйте. Вы Варвара…

Тут он понял, что не знает ее отчества.

– Извините, мне сказали только Ваше имя.

– Добрый день, юноша. Этого вполне достаточно. Давайте так, Вы представьтесь, пожалуйста, и расскажите, кто Вас прислал?

Она говорила как-то слишком правильно, даже с каким-то иностранным акцентом.

– Я Михаил. Меня попросила встретить Вас наша соседка, Бабуля. Извините, Зинаида Викторовна.

– Бабуля, говорите, молодой человек… Она усмехнулась

– Ладно, потом будем разбираться. – Да, может, в конце концов Вы возьмете мой тяжеленный саквояж?

Мишка спешно выхватил чемодан, и хотел взять и сумочку с зонтиком.

– Юноша, Вас разве не учили, что ридикюль и парасоль – это принадлежность дамского гардероба?

Мишка растерялся и не знал, что сказать этой странной особе. А она продолжала

– Ну, а где наше авто?

Он буркнул

– Поедем на трамвае. Подходит прямо к нашему дому.

Она притворно вздохнула

– Ну, что же на трамвае, так на трамвае.

Уже в стареньком, ветхом вагончике гостья с любопытством глядела в окно. Увила море, всплеснула руками и, как показалось, едва не всхлипнула.

На повороте показалась белоснежная церковь с синим куполом, стоящая в паре сотен метров от берега. Женщина выпрямилась и перекрестилась. Мишка растерянно огляделся, не заметил ли кто-нибудь.

– Нет, пронесло.

Трамвай проскрипел и остановился.

– Наша остановка, – он выскочил из вагона с чемоданом в руке.

Гостья постояла на подножке, ожидая помощи, и не дождавшись, ворча что-то себе под нос, с трудом спустилась.

– И наш двор. – Мишка открыл калитку, и они вошли в маленький дворик, усаженный деревьями акации и шелковицы. Деревянные лестницы и балкончики уходили вверх, до самого верхнего, третьего этажа дома, а через открытую калитку напротив виднелось спокойное голубое море.

На приезжую тотчас уставились все, кто был во дворе, но она спокойно кивнула ближайшим женщинам, и с поднятой головой пошла вверх по скрипучей деревянной лестнице.

Поднялись на второй этаж и остановились перед дверью. Мишка хотел было открыть ее, но она его остановила.

– Погодите, Михаил. Погодите пару секунд. Она провела рукой по лицу, и сама открыла дверь…

Она вошла в небольшую побеленную комнату с открытыми настежь окнами, через которые было видно уходящее вдаль море и зеленые верхушки деревьев. Воздух был наполнен запахами цветущей акации и водорослей, выброшенных морем на берег…

Две пожилые женщины молча стояли и смотрели друг на друга…

Обнялись и все также продолжали молчать. Наконец, хозяйка смогла прошептать

– Боже мой, Варенька…

– Зина, Зиночка…

Зинаида, просиявшая своими голубыми глазами, пришла в себя

– Господи, пятьдесят лет прошло, а я и не знаю, что сказать и как начать.

– Да, и не надо. Само получится.

Мишка кашлянул.

– Бабуля, я пойду.

– Да-да, конечно. Иди, мой хороший. Спасибо тебе.

– Зиночка, молодого человека надо бы отблагодарить?

Мишка вспыхнул

– Еще чего… Ничего мне от Вас не надо.

– Варенька, ты чай не в Париже, не обижай парня, у нас не принято.

Мишка широко раскрыл глаза

– Как, Вы из самого Парижа?

– Да, Мишенька, из Парижа. Варенька – моя лучшая подруга еще с гимназии, из того прежнего Петербурга. И еще она моя невестка, жена брата. Они смогли уплыть на пароходе из России почти пятьдесят лет тому. Ну, иди, иди. Потом все тебе расскажу, если захочешь.

– Варенька, это моя Надюша.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги