Гинекологическая проза

То ли магическая фраза про благодарность возымела действие, то ли Маша просила уж очень жалобно, Татьяна Ивановна посмотрела пристально Маше в глаза и сказала следующее:

– Слушай внимательно. Положить в патологию прямо сейчас я тебя никак не могу, но если ты придешь в родильное отделение в мое дежурство и будешь говорить, что рожаешь, я возьму тебя в родилку, подержу там сутки, а оттуда переведу в патологию. Я дежурю сегодня, а потом – через три дня, пятого. Поняла? Но я тебе ничего этого не говорила.

Маша согласно кивнула, попрощалась, вышла из кабинета. Мама, сидевшая все это время на скамеечке около двери, кинулась было к ней с расспросами, но Маша жестом показала ей: «Погоди». Молча они прошли по длинному коридору, вышли на лестницу, и тут, оглядевшись, Маша вкратце пересказала маме разговор с врачом.

– Она согласна меня положить, но только через родилку. Я думаю, надо обязательно соглашаться, а то они тут еще закроются, вообще на улице останусь. Лучше я лишнюю неделю в больнице полежу, всем спокойней будет.

Мама, подумав, согласилась, что это, наверное, и в самом деле наилучший вариант, но сегодня этого делать не стоит, а вот через три дня – в самый раз.

Они тем временем спустились по лестнице и шли к выходу через длинный холл. Одна стена была застекленной, а вдоль другой тянулись ряды раздевалки, которая по летнему времени не работала. Но свято место пусто не бывает, теперь там расположились лоточники-коробейники со своим разнообразным товаром. Тут можно было купить и книжки, и косметику, и какую-то одежду, но больше всего было детских товаров – специфика обязывала.

Маша невольно замедлила и без того небыстрый шаг, приглядываясь к барахлу. На одном из лоточков она заметила люльку-корзинку для переноски младенцев, голубую, шелковую, с кружевами. Вещь в обиходе совершенно ненужная, красоты она была потрясающей. Маша остановилась рассмотреть поближе. Продавщица, заметив ее интерес, начала всячески нахваливать колыбельку, говоря, что вещь исключительная, завезли только сегодня, было две, осталась последняя. Как всегда, подобные уговоры, особенно тот факт, что последняя, возымели действие, и Маша полезла за кошельком. При этом где-то в подсознании снова шевельнулась мыслишка, что не надо бы заранее, тем более, что и вещь не первой необходимости, выпендреж один, но колыбель манила неудержимо.

В упакованном виде она оказалась хоть и плоской, но длинной и неудобной, ни к Маше, ни к маме в сумку не лезла, пришлось так подмышкой и тащить.

По дороге домой такси решили не брать. Центр находился на окраине, такси там косяками не ходили, пока еще дождешься, а нужный автобус сам подкатил к остановке.

Трясясь на автобусном сиденье и крепко прижимая к себе колыбель, Маша снова и снова передумывала – ложиться ей в больницу или понадеяться на авось и доходить на свободе, гадала то так, то эдак, приводила маме аргументы за и против и сама же их опровергала.

Собственно говоря, против отделения патологии серьезных аргументов не было, разве что Машино негативное отношение к больницам вообще да необходимость прорываться с боем через родилку, все это было несерьезно, а польза получалась вроде немаленькая, но тут такое дело, что никогда нельзя знать наперед…

В любом случае было ясно, что если и ложиться, то не сегодня, и таким образом впереди есть как минимум три дня. Дома Маша постаралась отвлечься, вытащила люльку из пакета, поставила на детский стол. Та сияла своей небесной красотой, и Маша возрадовалась.

Немного погодя, мама, убедившись, что Маша более-менее в порядке, засобиралась съездить к себе домой, приготовить папе обед. Маша попутно поручила ей докупить еще кое-каких мелочей из детского списка и, закрыв за мамой дверь, схватилась за телефон – звонить мужу.

Саша неожиданно оказался против больницы, причем основным его аргументом была какая-то нелепость вроде:

– Ну да, и будешь там две недели недосягаемая без телефона, а я про тебя ничего знать не буду и буду с ума сходить. Я и так работать уже почти не могу.

– Вот и хорошо, – парировала Маша. – Может, в таком случае тебе стоит приехать побыстрее?

– Машка, прекрати. Я тебе миллион раз объяснял, я приеду двадцатого.

– До двадцатого я двадцать раз рожу. Мне с этим делом надо вообще до пятнадцатого успеть.

– Гусеница зловредная! Не смей без меня рожать!

– Тогда, милый, тебе придется поторопиться. В крайнем случае, можешь освоить курс родовспоможения, будешь двадцатого принимать роды сам.

Хотя переругивались больше в шутку – всерьез они почти никогда не ругались – разговор все равно Машу расстроил. Снова зашевелились в голове разные сомнения.

Тут еще позвонила подруга Леля, они протрепались минут пятнадцать ни о чем, но Маше снова вспомнился сон, с которого начались болячки, она расстроилась еще больше, и даже вернувшаяся к вечеру мама не могла ее успокоить.