Гёте

Трагедия «Фауст» была делом всей жизни Гёте. Величайший художественный памятник Германии, как и мировой литературы, «Фауст» подводит итог развитию всей европейской просветительской мысли XVIII века и предваряет проблематику XIX века. В обработке сюжета Гёте опирался на народную книгу о Фаусте (1587), на тексты этой книги в издании Пфитциера (1674) и под названием «Верующий христианин» (аноним. 1725), а также на кукольную драму. Первый вариант возник в 1773 — 1775 годах и остался незаконченным. Восставая против «пыли и тлена» книжной схоластики, стремясь к полноте жизни, Фауст выражает здесь лишь смутный порыв, характерный для эпохи «Бури и натиска». Несколько сгладив штюрмерский стиль, Гёте публикует в 1790 году фрагмент из «Фауста». Период наиболее интенсивной работы над «Фаустом» (июнь 1797 — январь 1801 г.) связан с осмыслением опыта французской революции. В эти годы складывается философская концепция трагедии, завершается 1-я часть (издана в 1808 г.). В 1825 — 1831 годах написана 2-я часть (за исключением эпизода с Еленой, возникшего в 1800 г.). Основная проблематика «Фауста» отражает устремления эпохи ломки феодальных порядков и установления новых, прогрессивных для того времени буржуазных отношений. В духе идей Просвещения и французской революции Гёте ставит вопрос о достоинстве и назначении личности, её освобождении от сковывающих социальных и этических норм средневековья. Гёте ниспровергает реакционную концепцию феодальной церкви, утверждавшую ничтожество человека и бессилие разума. В образе Фауста воплощена вера в безграничные творческие возможности человека. Пытливый ум и дерзания Фауста противопоставлены бесплодным усилиям сухого педанта Вагнера, отгородившегося от жизни, от практики, от народа. Гёте передаёт свою мысль в чеканной формуле: «Сера теория, мой друг. Но вечно зелено дерево жизни». В процессе исканий Фауст, преодолевая созерцательность немецкой общественной мысли, выдвигает деяние как основу бытия. В произведении Гёте нашли отражение гениальные прозрения диалектики (монолог Духа земли, противоречивые стремления самого Фауста). У Гёте снимается метафизическая противоположность добра и зла. Отрицание и скепсис, воплощённые в образе Мефистофеля, становятся движущей силой, помогающей Фаусту в его поисках истины. Путь к созиданию проходит через разрушение — таков вывод, к которому приходит Гёте, обобщая исторический опыт своей эпохи.

Итогом исканий Фауста становится убеждение, что идеал надо осуществлять на реальной земле. При этом Гёте уже понимает, что новое буржуазное общество, создаваемое на развалинах феодальной Европы, далеко от идеала. «Разбой, торговля и война. Не всё ль равно? Их цель одна!» — заявляет Мефистофель; его устами Гёте обнажает оборотную сторону буржуазного прогресса. Но для Гёте, в отличие от романтиков, характерно не разочарование и трагический разлад с буржуазным миром, а вера в возможность преодоления социального зла на земле. Поставленный перед сложным комплексом проблем XIX века, Гёте сохраняет просветительский оптимизм, но обращает его к будущим поколениям, когда станет возможным свободный труд на свободной земле. Во имя этого светлого будущего человек должен действовать, бороться, не успокаиваясь на достигнутом.

«Лишь тот достоин жизни и свободы, //Кто каждый день за них идёт на бой!» — таков конечный вывод, вытекающий из оптимистической трагедии Гёте.

Жан Мари Карре ВЕЛИКИЙ ЯЗЫЧНИК

Глава I ЧУДЕСНОЕ ДЕТСТВО

Двадцать восьмого августа 1749 года в яркий солнечный день старый Иоганн Вольфганг Текстор[1], бургомистр славного города Франкфурта-на-Майне[2], вышел с озабоченным и беспокойным лицом из своего старого дома на улице Мира. Он оставил у себя в библиотеке пюсовый халат и чёрный бархатный колпак и теперь спешил, держа треуголку под мышкой, к своему зятю, надворному советнику Каспару Гёте[3]. Ещё бодро шагая, он пересёк живописные улицы с вывесками из кованого железа, закреплёнными разрисованными щипцами, и тростью с серебряным набалдашником постучал в дверь старого строения у Оленьего Рва.

В обычно чинном доме царило непривычное оживление. Служанки суетились. На пороге встретила гостя, ласково и приветливо улыбаясь, мать советника, чистенькая восьмидесятилетняя старушка[4], почти прозрачная под белым чепцом. Событие произошло ровно в полдень. Теперь всё в порядке, он может быть спокоен: его милая Элиза, измученная, но счастливая[5], отдыхает сейчас после тяжёлых родов в кровати под светлым пологом. Из-за неловкости акушерки ребёнок чуть не задохнулся и появился на свет с совершенно чёрным личиком. Но бургомистр, обладавший даром предвидения (не он ли предсказал первой выборной власти города её возвышение?), смотрел на колыбельку со странным выражением скрытого восторга. Созвездия были благоприятны. Первенца назвали в честь деда Иоганном Вольфгангом.