Гёте. Жизнь как произведение искусства

Мы часто слышим и уж верим сами
В то, что сердца людские – темный омут.
Язычник будь ты или христианин,
Греховной вряд ли избежишь истомы,
Но не страшит нас сей закон неновый.
Ведь как бы ни старался искуситель,
Спасется высшей силой добродетель![1451]

Далее в стихотворении рассказывается, что именно «спасает» добродетель. Истосковавшийся по дому путник вынужден сделать остановку в пути из-за поломки экипажа. На постоялом дворе он попадает в щекотливую ситуацию, поддавшись чарам прелестной девушки, которая ему прислуживает. Любовную игру Гёте описывает подробно, с юмором и явным удовольствием. Наконец они оказываются в одной постели. Но у незадачливого путешественника ничего не шевельнется – «мастер» отказывается подниматься. Возникает ситуация, прямо противоположная той, что описывается в сцене «измены на супружеском ложе» в «Избирательном сродстве»: лишь тогда, когда путешественник, чтобы разжечь в себе огонь страсти, думает о собственной жене и первых бурных днях их любви, «мастер» снова оказывается на боевом посту:

Внезапно в тишине и тьме кромешной
Он восстает во всем своем величье,
Готов служить хозяину прилежно![1452]

И вот уже путешественник не томится по красавице-служанке, а спешит домой, в объятья законной жены. Так физиология спасает добродетель.

Глава двадцать девятая

Уход близких. Анна Амалия. Мать. Повод обернуться назад. Гёте начинает работать над автобиографией. Размышления о себе самом. Сколько может быть правды, сколько нужно поэзии? Рассказанное время и время рассказа. Воспоминания о старой империи и новая власть. Размышления о демоническом. Еще одно прощание: смерть Виланда. Мысли о бессмертии

Смерть Шиллера стала одним из тех важных уходов, которые заставили Гёте оглянуться на собственную прожитую жизнь и задуматься о создании автобиографии. Вскоре настало время прощаться и с другими близкими людьми, что вновь пробудило в Гёте чувство необратимых перемен в жизни: 10 апреля 1807 скончалась герцогиня-мать Анна Амалия, а 13 сентября 1808 года умерла мать Гёте. C Анной Амалией Гёте связывало многое. Именно благодаря ей в 1775 году он, несмотря на то что первоначально собирался посетить герцога в Веймаре и вскоре вернуться домой, навсегда привязался к новому месту и к августейшей семье. «Веймарский двор муз» Анны Амалии, где в те годы задавал тон Виланд, сразу же пришелся Гёте по душе. Вдохновленная идеями французских просветителей, Анна Амалия стремилась объединить дворянское и бюргерское сословия под эгидой эстетического воспитания и научного просвещения и на протяжении долгого времени, в том числе благодаря своему несомненному личному обаянию, оставалась духовным центром этого кружка – сначала в Тифурте, а затем в Виттумспале и в замке Эттерсбург, служившем ей летней резиденцией. Когда-то именно в кружке Анны Амалии впервые инсценировали «Ифигению» и другие малые пьесы Гёте. Здесь он в первые годы свой жизни в Веймаре нашел благожелательную аудиторию для своего творчества, в то время как широкая общественность практически ничего о нем не слышала. Не на книжном рынке, а в рукописном «Тифуртском журнале», который время от времени редактировала сама Анна Амалия, впервые появились некоторые стихотворения Гёте этого периода. Помимо литературы, их связывало и многое другое. Гёте заразил Анну Амалию своей тоской по Италии, и вот уже она отправляется вслед за ним на юг. В 1790 году он едет за ней в Венецию и сопровождает ее на обратном пути в Веймар. Ей он читает свои «Римские элегии» – впрочем, по понятным причинам, не все. Томик избранных «Венецианских эпиграмм» он сопровождает стихотворным посвящением:

Кому подарю эту книжку? Той, что мне подарила ее!
Княгине, взрастившей Италию для нас на немецкой земле[1453].

Гёте щедро расточает похвалу – в тот период, когда он писал это посвящение, он был очень благодарен герцогине за письма Винкельмана, которые она ему передала и которые он мог опубликовать в своей книге о нем. В ней Гёте еще раз выражает свою благодарность герцогине-матери, положившей начало «блистательной эпохе»[1454].