Гёте. Жизнь как произведение искусства

Единство гётевской жизни заключалось в его созидательном стремлении, однако со временем потребность более точно понять, как и из чего он живет, становилась все сильнее и сильнее. Он сам искал свой «невидимый клубок», и в этом ему очень помогло общение с Шиллером. Шиллер дал точную и меткую характеристику своему другу, и в ответном письме тот поблагодарил его, отметив, что Шиллер обратил его внимание на самого себя. Неслучайно именно в годы дружбы с Шиллером Гёте не раз пытался создать свой словесный «автопортрет», один из которых звучал так: «Неизменно деятельное, обращенное внутрь самого себя и к внешнему миру поэтическое влечение к самовоспитанию всегда было стержнем и основой его существования. Достаточно только уяснить себе это, и все кажущиеся противоречия разрешаются естественно и сами собой»[1470]. Это «влечение к самовоспитанию» приносило свои плоды и там, где ему не хватало дарования, в частности, в изобразительном искусстве. Впрочем, в других сферах в его характере обнаруживались недостатки. Так, в государственной службе ему не хватало «гибкости», а для занятий наукой – «упорства».

Этот анализ собственного характера относится к 1797 году. Тогда Гёте размышлял над тем, что в нем можно исправить.

Недостаточная «гибкость» в практических делах? Он слишком быстро теряет терпение, сталкиваясь с сопротивлением или препятствиями, стало быть, ему нужно научиться просто принимать то, что не желает подчиняться его созидательной воле. Однако это дается ему нелегко, поскольку и сами практические дела на службе он готов терпеть, только если «из них тем или иным образом вытекает некий стабильный результат»[1471]. Это решающий момент. Он не может позволить служебным делам идти своим чередом, они должны иметь четко очерченные последствия, четкие контуры. Собственно говоря, он ждет этого от всех видов деятельности. Все в конечном итоге должно стать законченным произведением. Но в бесконечной суете жизни, куда относятся и служебные дела, это вряд ли возможно. И поэтому, как он пишет, ему так часто приходится «отводить глаза»[1472], чтобы не впасть в отчаяние от бесформенности практической жизни. В первые веймарские годы Гёте занимался государственными делами с полной самоотдачей и предельной концентрацией внимания. Позже, помятуя о внутренних и внешних границах, он относился к своим обязанностям более непринужденно, благодаря чему снова вернул себе свободу действий.

В занятиях наукой возникла схожая проблема: здесь Гёте тоже имел дело с материей, которая лишь с большим трудом укладывалась в форму или «произведение». Предмет науки столь многообразен, что человек буквально разрывается. Как выявить из этого многообразия, из этой неисчерпаемой эмпирии форму или образ? Гёте наконец находит поразительно простой ответ на этот вопрос. Если сами феномены не образуют единства, то тогда с их помощью единства должен достичь познающий дух. Гёте пишет: «С тех пор как он научился понимать, что в науках воспитание изучающего их разума важнее самого их предмета, <…> он не стал отказываться от этой сферы приложения ума, а лишь упорядочил ее для себя и полюбил еще больше»[1473].

Когда Гёте еще одним центром своего существования называет «поэтическое стремление к самовоспитанию», слово «поэтическое» он использует не в литературном, а в его изначальном смысле, от греческого poiesis – «делать» или «придавать форму». Он не может иначе, пишет он, кроме как активно откликаться на все, что встречается на его пути. Все, что на него воздействует извне, побуждает его к «деятельному противодействию»[1474].

Именно это желание действовать, созидать постоянно выводит его за его собственные границы, или, вернее было бы сказать, выталкивает его во внешний мир, не позволяя погрузиться в тягостные размышления о собственной сущности. Самопознание для него возможно только через внешний мир: «При этом я вынужден признаться, – пишет он уже в зрелом возрасте, – что великая и кажущаяся столь значительной задача “познать самого себя” мне, напротив, всегда казалось подозрительной, словно речь здесь шла о коварном замысле состоящих в сговоре священнослужителей, которые своими невыполнимыми требованиями только путают людей и хотят отвлечь их от деятельности во взаимодействии с внешним миром и направить к ложной внутренней созерцательности. Человек знает себя лишь постольку, поскольку знает этот мир; мир он обнаруживает только в себе, а себя – только в мире»[1475].