Гиперболоид инженера Гарина. Рассказы

Перед ним на белом стульчике, – со шляпой на коленях, – сидел Хлынов.

51

– Не предугадал хода.. Думать времени не было, –

рассказывал ему Шельга, – сыграл такого дурака, что – ну.

– Ваша ошибка в том, что вы взяли в автомобиль Роллинга, – сказал Хлынов.

– Какой черт я взял. . Когда в гостинице началась пальба и резня, Роллинг сидел, как крыса, в автомобиле, –

ощетинился двумя кольтами. Со мной оружия не было. Я

влез на балкон и видел, как Гарин расправился с бандитами... Сообщил об этом Роллингу... Он струсил, зашипел, наотрез отказался выходить из машины. . Потом он пытался стрелять в Зою Монроз. Но мы с Гариным свернули ему руки... Долго возиться было некогда, я вскочил за руль – и ходу...

– Когда вы были уже на полянке и они совещались около дуба, неужели вы не поняли?.

– Понял, что мое дело – ящик. А что было делать? Бежать? Ну, знаете, я все-таки спортсмен. . К тому же у меня и план был весь разработан. . В кармане фальшивый паспорт для Гарина, с десятью визами. . Аппарат его, – рукой взять, – в автомобиле.. При таких обстоятельствах мог я о шкуре своей очень-то думать?.

– Ну, хорошо... Они сговорились...

– Роллинг подписал какую-то бумажку там, под деревом, – я хорошо видел. После этого – слышу – он сказал насчет четвертого свидетеля, то есть меня. Я вполголоса говорю Зое: «Слушайте-ка, давеча мы проехали мимо полисмена, он заметил номер машины. Если меня сейчас убьют, к утру вы все трое будете в стальных наручниках».

Знаете, что она мне ответила? Вот женщина! Через плечо, не глядя: «Хорошо, я приму это к сведению». А до чего красива!. Бесовка! Ну, ладно. Гарин и Роллинг вернулись к машине. Я – как ни в чем не бывало. . Первая села Зоя.

Высунулась и что-то проговорила по-английски. Гарин –

мне: «Товарищ Шельга, теперь – валяйте: полный ход по шоссе на запад». Я присел перед радиатором. . Вот где моя ошибка. У них только и была эта одна минута.. Когда машина на ходу, они бы со мной ничего не сделали, побоялись... Хорошо, – завожу машину... Вдруг, в темя, в мозг –

будто дом на голову рухнул, хряснули кости, ударило, обожгло светом, опрокинуло навзничь. . Видел только –

мелькнула перекошенная морда Роллинга. Сукин сын! Четыре пули в меня запустил... Потом, я открываю глаза, вот эта комната.

Шельга утомился, рассказывая. Долго молчали. Хлынов спросил:

– Где может быть сейчас Роллинг?

– Как где? Конечно, в Париже. Ворочает прессой. У

него сейчас большое наступление на химическом фронте.

Деньги лопатой загребает. В том-то все и дело, что я с минуты на минуту жду пулю в окно или яд в соуснике. Он меня все-таки пришьет, конечно...

– Чего же вы молчите?. Немедленно нужно дать знать шефу полиции.

– Товарищ дорогой, вы с ума сошли! Я и жив-то до сих пор только потому, что молчу.

52

– Итак, Шельга, вы своими глазами видели действие аппарата?

– Видел и теперь знаю: пушки, газы, аэропланы – все это детская забава. Вы не забывайте, тут не один Гарин. .

Гарин и Роллинг. Смертоносная машина и миллиарды.

Всего можно ждать.

Хлынов поднял штору и долго стоял у окна, глядя на изумрудную зелень, на старого садовника, с трудом перетаскивающего металлические суставчатые трубы в теневую сторону сада, на черных дроздов, – они деловито и озабоченно бегали под кустами вербены, вытаскивали из чернозема дождевых червяков. Небо, синее и прелестное, вечным покоем расстилалось над садом.

– А то предоставить их самим себе, пусть развернутся во всем великолепии – Роллинг и Гарин, и конец будет ближе, – проговорил Хлынов. – Этот мир погибнет неминуемо. . Здесь одни дрозды живут разумно. – Хлынов отвернулся от окна. – Человек каменного века был значительнее, несомненно. . Бесплатно, только из внутренней потребности, разрисовывал пещеры, думал, сидя у огня, о мамонтах, о грозах, о странном вращении жизни и смерти и о самом себе. Черт знает, как это было почтенно!. Мозг еще маленький, череп толстый, но духовная энергия молниями лучилась из его головы. . А эти, нынешние, на кой черт им летательные машины? Посадить бы какогонибудь франта с бульвара в пещеру напротив палеолитического человека. Тот бы, волосатый дядя, его спросил:

«Рассказывай, сын больной суки, до чего ты додумался за эти сто тысяч лет?. » – «Ах, ах, – завертелся бы франт, – я, знаете ли, не столько думаю, сколько наслаждаюсь плодами цивилизации, господин пращур. . Если бы не опасность революций со стороны черни, то наш мир был бы поистине прекрасен. Женщины, рестораны, немножко волнения за картами в казино, немножко спорта... Но, вот беда, – эти постоянные кризисы и революции – это становится утомительным...» – «Ух, ты, – сказал бы на это пращур, впиваясь в франта горящими глазами, – а мне вот нравится ду-у-уумать: я вот сижу и уважаю мой гениальный мозг. . Мне бы хотелось проткнуть им вселенную. .»

Хлынов замолчал. Усмехаясь, всматривался в сумрак палеолитической пещеры. Тряхнул головой: