Гиперборейская чума

В тридцать втором году он стал директором «ОКБ-9 бис», совершенно секретного предприятия, выведенного даже из— под контроля НКВД, Антон Григорьевич отчитывался только и исключительно перед Сталиным. Проблема, над которою он с подчиненными работал, была проста: «Полная и окончательная победа социализма в одной отдельно взятой стране». Догадываясь, что ни материально-технической базой, ни упразднением товарно-денежных отношений проблемы не решить, отец и гений бросил Антона Георгиевича на самый неподъемный участок: на создание Нового Человека.

Трудно судить, насколько Чирей был близок к цели: все машины, приборы и материалы «ОКБ-9 бис» были уничтожены в тысяча девятьсот пятьдесят первом году, вместе с материалами уничтожены были и сотрудники: от завлабов и выше, чисткой руководил сам директор в рамках кампании по борьбе с кибернетикой. После чего он, посыпав голову пеплом, оформил отношения с некоей Зоей Яценко, своей сотрудницей, взял ее фамилию под предлогом неблагозвучности собственной, и — исчез с горизонта.

Но что интересно: за время разгрома ОКБ директор заметно помолодел:

— Ты сам-то откуда все это знаешь? — спросила Ираида тоном Фомы Неверного.

— Да был там такой мэнээс по фамилии Вулич:

— Твой отец?!

— Да. В пятьдесят шестом освободился, в шестьдесят шестом умер. Как раз шел второй, окончательный, разгром кибернетики. Ну, и: Инфаркт. Рассказывал мало, боялся. Да и честный был: раз уж дал подписку не болтать — значит, болтать нельзя. А я — молодой осел — спрашивал редко. Не интересно мне это было. Такая вот общая беда:

— И больше про этого директора ничего не известно?

— Как сказать: Столкнулся я с ним однажды и сам — нос к носу. Было это в семьдесят пятом. Километрах в ста севернее Сайгона — не того, который в Питере, а который Хошимин.

— Это во Вьетнаме? — уточнила Ираида.

— На Вьетнамщине, — строго поправил ее Крис. — Да.

Выпала мне загранка. Большая редкость по тогдашним временам. Написал я довольно лажовую повесть про молодых музыкантов. А Скачок, покойник, уже тогда возле ЦК комсомола крутился и сам, представьте себе, задорные стишки писал. Он и помог мне эту лажу в «Юности» опубликовать. Спасибо покойнику: за это — да еще и за то, что устроил нам с ним да еще одному парню, Саньке, что потом песню «Ты хочешь меня, а я тебя» написал, а тогда неплохо сочинял и пел под гитару — устроил он нам поездку в свежеосвобожденный героический и братский Вьетнам. Тебе, Ира, этого не понять: Во-первых, не стадом в двадцать голов с комсоргом в качестве козла-вожака, во-вторых, не на автобусе, где все остановки предусмотрены, а выдал нам ихний Отечественный Фронт во главе с товарищем Хоанг Куок Вьетом новенький трофейный джип с шофером и переводчиком. И проехали мы по знаменитой «Дороге номер один» от Ханоя до Сайгона и обратно. Концерты устраивали для наших, которых там много было и которые сильно тосковали по родине, и я их понимаю. Привез я из той поездки и свой «Маджестик» — не успели его коммунисты утопить на барже вместе с сайгонскими проститутками и джазменами — там эти проблемы просто решали: Скачок, умница, тут же оформил мне его как подарок от вьетнамского комсомола — а то провладел бы я им аккурат до советской таможни. Короче, хиляем обратно. Но облом нам по той же дороге ехать — скучно. Да и Скачка людям показать стыдно: он после Сайгона закирял со страшной силой. А ром вьетнамский — до того жуткая вещь, что от него отказывались, бывало, даже переделкинские алкаши. Короче, уговорили мы шофера нашего добираться проселками. А берло стремное — то и дело живот прихватывет:

— Стремное — что? — испугалась Ираида.

— Берло, девушка, это: как бы поточнее выразиться: ну, что-то вроде провианта. Еда, в общем. Да, еда. И часто приходилось нам делать неплановые остановки. И вот остановились мы в очень живописном месте: дамба метров пять высотой, по одну сторону — рисовые поля, крестьяне в тростниковых шляпах, деревушка вдали с вышками для часовых. А по другую сторону — древний храм, и какие-то люди его разбирают киркомотыгами. Разумеется, под охраной.

Красивый такой храм: И вот сидим мы и пейзажем этим любуемся, и вдруг один из тех, кто с кирками, кирку эту бросает, бежит к нами и орет во весь голос: «Я — майор Фоггерти, личный номер такой-то, сообщите правительству Соединенных:» — не успел договорить, догнали его, повалили и стали избивать прикладами, а потом поволокли за ноги. А какие-то чины уже к нам бегут. Мы кое-как штаны надели, переводчик в машине спит, сморило его, и вдруг водила наш, до того по-русски ни шиша не знавший, быстро-быстро лопочет: «Вы ни слова не знаете по-английски. Повторяю: вы ни слова не знаете по-английски:» Первый раз я видел тогда бледного вьетнамца. Ужасное зрелище:

— Я тоже один раз бледных негров видел, — сказал Коломиец. — А уж какого я сам колеру был — и представить не могу.