Гиперборейская чума

— Мы-то ладно, — сказала вдруг Хасановна, выступая вперед. — Значит, говоришь, с Марысичкой жалко расставаться было? А я тебе, значит, Фрида Абрамовна? — И с размаху залепила ему звонкую пощечину.

— Говорить буду я, — заявил Крис, — и вы меня не сбивайте, я и сам собьюсь.

Сидели в квартире отца Сильвестра, по счастью, расположенной не так далеко от злосчастного «Алмаза». Поднятая с постели попадья, худощавая и, наверно, очень красивая в нормальной обстановке женщина, обнесла всех крепчайшим чаем, выдала Ираиде длинную шелковую кофту в цветах и драконах — и удалилась, сочувственно погладив Сильвестра по плечу. После ее ухода Сильвестр извлек откуда-то плоскую дубовую фляжку и предложил желающим рому. Черный ром, как и чай, был из тех, какие давно уже не делают…

— Значит, так: в каком-то смысле можно сказать, что дело мы завершили. Я точно знаю, что Сережу Коростылева прямо и непосредственно, своей рукой, зарезал шаман, который только что кривлялся перед нами. Я точно знаю, что к этому убийству причастен Ященко, или Яценко, или как его теперь звать… со своими вудуистами, сатанистами, хрен, перец… не разберешь. Я точно знаю, что это Ященко убил Скачка и пытался убить меня — просто так, чтобы не мельтешили. Наконец, я точно знаю, что сами по себе они ни черта не значат и работают на кого-то другого…

Он помолчал и добавил:

— И не за деньги, гады. И не за страх. За что-то обещанное. За что-то очень большое…

И тут заверещал и замигал зеленым глазком телефон. Сильвестр взял трубку:

— Слушаю. Ну… Чего надо? Обслужить? Обслуживаю: сосешь ты болт, в натуре, понял? Сеанс окончен…

Он выключил трубку и развел руками:

— Секс по телефону им подавай… Доктор оглушительно захохотал. Крис досадливо поморщился.

— Теперь о другом, — продолжал он. — Наши гости из прошлого — и проездом из будущего — утверждают, что этот хренов шаман каким-то боком причастен к грядущему распаду России, новой гражданской войне и в итоге — иностранной оккупации. Он — и еще три десятка личностей, имена и должности которых им сообщил в две тысячи двадцать восьмом году некий аналитик из Сопротивления. Я лично не знаю, можно ли доверять этому аналитику, поскольку… Давайте сейчас пойдем спросим кого-нибудь: кто во всем виноват? Нам такого наотвечают, эпическая сила… Так и здесь: насколько этот аналитик владеет информацией, насколько способен к анализу… извините за тавтологию. Тем не менее…

— Тут это…— встал хронолетчик с лицом из запчастей, Терешков. — Пару слов можно? Дело в том, что список-то… в общем, вы его нам и передали. Через тридцать лет.

И сел.

— Коллизия, — тихо сказала Хасановна.

— Я? — не поверил Крис. Видно было, что он по-настоящему растерялся.

— Да, — кивнул второй хронолетчик, Марков. — Ну, вы постарше выглядели, конечно. Сильно постарше. Но узнать можно. И звали вас…

— Дедом звали, — прогудел Терешков. — Это надо запить, — веско сказал Сильвестр. Он встал и пошел к бару.

— Ух ты! — вдруг подскочила Ираида. — Крис, ведь получается что? Ты из будущего отправил сам себе послание! Ребята, именно так!..

— И чему тут радоваться? — сказал Крис. — Это ж не поздравительная открытка…

До Ираиды дошло мгновенно. Она в ужасе прикрыла рот ладонью и съежилась.

— Секунду, — сказал доктор. — Ребята, тот Дед, который передавал вам список, — он велел передать его нам?

— Нет, — сказал Марков, и Терешков подтверждающе покивал.

— А зачем это ему надо было? — вяло сказал Крис. — В смысле, мне. Если знал, что они так или иначе попадут сюда…

— Ерунда, — сказал доктор. — Если ты считаешь, что встреча была предопределена, то просто нет смысла пытаться что-то изменить. А если знаешь, что события изменяемы, — тогда примешь меры, чтобы письмо пришло по адресу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что письмо попало тебе в руки случайно.

— Еще не попало, — напомнил Сильвестр, обнося всех коньяком.

— Да, действительно, — сказал Крис. — Ребята, прямо сейчас — продиктуйте этот список. На всякий случай. Хасановна…

Но Хасановна уже сама раскрыла сумочку, выложила, чтобы не мешал, свой «Браунинг № 2» с серебряной пластинкой на рукояти и достала блокнот с карандашом.

— Слушаю, — сказала она скрипучим голосом, и вдруг погас свет.

Хасановна деловито вынула из кармана фонарик, щелкнула кнопочкой. Пятнышко света, созданное подсевшими за эту ночь батарейками, было маленькое и тускло-желтое, но писать позволяло.

— Слушаю, — повторила она.

— А может, не надо? — с сомнением сказал Терешков. — Мы бы сами тут… потихоньку…

— Терешков, это тебе не диспут «Может ли комсомолка отказать товарищу?». Сами вы тут не сможете ни черта. Вы не знаете и не понимаете…

— Есть еще одно соображение — сказал Крис, — но я не готов его сформулировать. Впрочем, это сведется все к тому же: не сможете ни черта.

— В конце концов, что мы теряем? — пробормотал Марков. — Ладно, Дора…— Он задержал дыхание и продолжил: — …Хасановна… пиши. Значит, номером первым идет…