Гиперборейская чума

На кухне сидели трое, уже вполне навеселе: Панкратов – в джинсах и не слишком свежей белой майке с плейбоевским кроликом на груди, и Марков с Терешковым – оба в безрукавых тельняшках, Терешков дочерна загорелый, плечи пятнистые, Марков не по-летнему бледный. Оба казались значительно, на многие годы старше, чем месяц назад… впрочем, Крис ни в чем не был решительно уверен. На столе возвышалась двухлитровая бутыль «Чивас Ригал» – культового виски чикагских мафиози.

Панкратов остался сидеть, а эти двое вдруг полезли обниматься, чего Крис вообще-то не любил, но тут вдруг – подкатило к горлу.

Они не видели его очень давно, очень давно… Сколько лет? Это смотря как считать. Туда-сюда-обратно…

– Да, – сказал Крис, когда объятия поутихли, а бутыль только наклонила горло к граненым стаканам, набитым льдом. – Пока не увлеклись…

Он сходил в бывшую приемную и выудил из ящика стола брошюрки, уже весьма помятые и захватанные. «Пролетарская машина времени…»

– Автограф, пожалуйста. Сами-то видели?

Марков и Терешков переглянулись.

– Ты первый.

– Нет, ты.

– Ты старше.

– Зато ты был начальник.

– Ну, ладно…

Они расписались: Марков изысканно, Терешков криво.

– А полный комплект хотите? – хитро спросил Марков.

– Ксерокопию, правда, – Терешков подпортил эффект. – В «дурке» был, его потом Ткач домой забрал… Но можно попросить.

– А чем все кончается? – спросил Крис.

– Наши победили, – засмеялся Марков, – как же иначе… Ну что, за встречу?

– Может быть, Дору Хасановну дождемся? – предложил Панкратов. – А то отправили женщину за закуской, а сами…

– Да мы ей отдельно нальем…

– Все равно нехорошо.

Возникла неловкость.

– Милиционер народился, – сказал Марков.

– Да… – Крис покивал. – Взамен убывших… Про наших что-нибудь слышно? Про Ираиду, про Ивана? Нашлись они?..

– Ну, Кристофор Мартович! – Панкратов раскинул руки. – В десятках томов сие описано, а вы вопросы задаете…

– И все же? Хочу прямой ответ, не в метафорах.

– Нашлись, конечно. Без осложнений, разумеется, не обошлось…

– Но вернуться не смогли? Или… не захотели?

Панкратов уставился на свой стакан.

– Мне – отсюда – трудно судить об этом, – сказал он наконец. – Там… захватывает. И очень трудно потом захотеть… или смочь. Понимаете?

– Наверное, – сказал Крис. – А почему вы все еще здесь?

– Вы еще спросите, не еврей ли я, – сказал Панкратов. – Убирайся в свой Израиль… Нет?

Крис неохотно засмеялся:

– Почти да. Какого черта, Панкратов? Вы ведь, в сущности, разорили Россию… а я тут с вами пью. И почему-то без отвращения. Кстати, плесните-ка… Чем вы это объясните?

– Я? Разорил? Сильно сказано… Хотя… Надо будет посчитать. Но, конечно, отщипнули порядочно. Спорить не буду. Да только и без нас… – Он вдруг задумался. – Черт его знает, что стало бы без нас. Не столько в том наша вина, что хапали себе, сколько в том, что других хапать учили.

– Чтобы спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес? – спросил Крис.

Панкратов продолжительным взглядом посмотрел на него, потом несколько раз кивнул – уже думая, похоже, о другом.

– Вот и Хасановна! – вдруг обрадовался Марков.

Он вскочил и побежал помогать.

– Если честно, то мне это так надоело… – сказал Панкратов. – Достали они меня, паразиты, как сорок тысяч братьев достать не могут… Ладно, когда жратву им туда, коньяк и лопаты посылаешь, а когда еще и танки… нет. Не желаю участвовать. Асы, ваны, пандавы, кауравы, титаны… надоели. И все.

– А чем там все кончилось у Сережи с Эши… с этим… с Эдом?

– Ничем хорошим, как вы понимаете. Не хочу об этом. Сережа… я чувствую, что виноват перед ним. Не нашел сразу, не узнал… моя вина. А потом, когда узнал, где он и кто он… надо было более настойчиво пробиваться к его памяти, к той, забытой личности. То есть я старался, но вижу, что недостаточно. Испугался, что у него начнется раздвоение. Он и без того… – Панкратов пошевелил пальцами у виска. – С проблемами. Вот я и решил тогда: буду поддерживать исподтишка… Он ведь и Эшигедэя не узнал, когда тот к нему пришел.

– Узнал, – сказал Крис.

– Нет. Он его возненавидел – не сразу, постепенно, – но сам не знал, почему…

Шумно вернулся Марков, принялся раскладывать по столу какие-то свертки, банки… Хасановна, взяв предложенный стакан, прищурилась на Панкратова:

– Ну, что, Илья Кронидович? Ваша карта бита? Рухнула вековая мечта о мировом господстве?

Панкратов встал.

– Я хочу выпить за то, – сказал он, – чтобы наши мечты всегда оставались мечтами. Так они гораздо красивее. Особенно когда видишь все это с изнанки.

Брякнули кубики льда.

– Зато никому не поклонялись так охотно, как неведомому богу, – сказал Крис. – И этим можно утешаться.

– Богу-снабженцу, – проворчал Панкратов и снова потянулся к бутылке. – Говорила мне Марысичка: если бы ты застрелил генерал-губернатора, то твоим именем по крайней мере назвали бы детский сад…

– Все революции погибли из-за людского тщеславия, – мудро сказала Хасановна. – Подлинные вожди и герои существуют в безвестности.

– И боги, – добавил Крис.

– Памятник неизвестному богу, – сказал Терешков. – Пионеры, вечный огонь, венки от правительства…

– Или павшему ангелу, – добавил Марков.