Гиперион

Ничего не изменилось. Все вокруг было залито все тем же ярким светом уходящей зимы. Мягко светилась Нефритовая Гробница, Сфинкс по-прежнему смотрел в никуда. Тишину нарушало лишь шуршание песка о стенки ящиков и тела убитых. Но индикатор на устройстве Бродяг светился: оно работает... заработало.

Я медленно шел к кораблю, ожидая появления Шрайка и надеясь, что он все же появится. А потом больше часа просидел на балконе, наблюдая, как тени затопляют долину и заносит песком трупы. Шрайк не появился. Ни он, ни дерево со стальными шипами. Я сыграл на «Стейнвее» прелюдию Баха, включил двигатели и вышел в космос.

Связавшись с кораблем Бродяг, я сообщил им, что произошел несчастный случай: Шрайк уничтожил всех, кроме меня, устройство включилось раньше времени. Даже охваченные паникой и растерянностью Бродяги прежде всего предложили мне убежище. Я отклонил их предложение и направил свой корабль в Сеть. Бродяги меня не преследовали.

Связавшись с Гладстон по мультилинии, я сообщил ей, что агенты Бродяг уничтожены. Я сообщил ей также, что вероятность вторжения очень велика, и что ловушка захлопнется, как и предусмотрено планом. Но я ни слова не сказал ей об устройстве. Гладстон поздравила меня и предложила вернуться. Я сослался на то, что нуждаюсь сейчас в покое и одиночестве, и направил корабль к одному из окраинных миров неподалеку от Гипериона, чтобы само это путешествие, пожирая время, приблизило следующий акт драмы.

А потом, когда Гладстон направила мне мультиграмму с предложением совершить паломничество, я понял наконец, какую роль приготовили для меня Бродяги: Бродяги, или Техно-Центр, или Гладстон со своими интригами. Каждый из них считал, что именно он контролирует ситуацию. Но теперь ситуация окончательно вышла из-под чьего-либо контроля.

Друзья мои, мир, каким мы его знали, приближается к своему концу, независимо от того, что станется со всеми нами. А я... У меня нет никаких просьб к Шрайку. Я ничего не скажу ему напоследок — ни ему, ни Вселенной. Я вернулся, потому что должен был вернуться, потому что это моя судьба. Я с детства знал, что должен сделать. Знал еще тогда, когда приходил к гробнице моей бабушки Сири и клялся отомстить Гегемонии. Я давно знаю цену, которую должен уплатить — и своей жизнью, и судом истории.

Но когда придет время суда над предательством, которое как пламя распространится по Сети, которое принесет гибель целым мирам, не вспоминайте обо мне — мое имя даже на воде не написано, как сказала заблудшая душа вашего поэта, — вспоминайте о Старой Земле, погубленной по чьей-то прихоти, о дельфинах, чьи серые тела высыхали и гнили под палящими лучами солнца; вспоминайте и постарайтесь мысленно увидеть — как видел это я — плавучие островки, которым некуда плыть, потому что уничтожены их пастбища, Экваториальные Отмели кишат буровыми платформами, а сами эти острова битком набиты вездесущими крикливыми туристами, от которых разит противозагарным кремом и марихуаной.

Или нет, не надо, не вспоминайте об этом. Встаньте так, как некогда стоял я, включив устройство Бродяг: убийца и предатель с гордо поднятой головой, твердо стоящий посреди кочующих барханов Гипериона и кричащий, грозя небу кулаком: «Чума на оба ваших дома!».

Я помню мечту моей бабушки. Я помню, каким все это могло быть.

Я помню Сири.

— Так вы шпион? — спросил отец Хойт. — Агент Бродяг?

Консул потер щеки и ничего не ответил. Он выглядел очень усталым.

— М-да, — задумчиво произнес Мартин Силен. — Секретарь Гладстон, сообщив мне о паломничестве, сразу же предупредила, что среди нас есть шпион.

— Она говорила это всем, — резко возразила Ламия, внимательно смотревшая на Консула. В глазах ее застыла печаль.

— Да, наш друг — шпион, — вступил в разговор Сол Вайнтрауб. — Но он не просто шпион Бродяг. — Рахиль проснулась, и Вайнтрауб снова взял девочку на руки. — Он, как это называют в триллерах, двойной агент, а в нашем случае даже тройной — агент в квадрате, в кубе, в бесконечной степени! Но на самом деле он — агент возмездия.

Консул бросил взгляд на старика-ученого.

— Тем не менее он шпион, — настаивал Силен. — А шпионов казнят, не так ли?

Полковник Кассад держал «жезл смерти» в руке, но ни на кого его не направлял.

— У вас есть связь с вашим кораблем? — спросил он Консула.

— Да.

— Как она осуществляется?

— Через комлог Сири. Он... модифицирован.

Кассад понимающе кивнул:

— Вы выходили на связь с Бродягами с помощью корабельного мультипередатчика?

— Да.

— И сообщили им о нашем паломничестве?

— Да.

— Они вам ответили?

— Нет.

— Как можно ему верить? — Поэт был вне себя от возмущения. — Этому проклятому шпиону!

— Помолчите, — сухо бросил ему полковник, ни на секунду не выпускавший Консула из виду. — Это вы напали на Хета Мастина?

— Нет, — ответил Консул. — Но когда подбили «Иггдрасиль», меня кое-что удивило.

— Что? — быстро спросил Кассад.

Консул кашлянул.