Гиперион. Книги 1-5

Хор запел новый гимн. Поверх голов я увидел, как первосвященник завершает омовение ног и возвращается к алтарю, а над ним несут шитый золотом балдахин. Все встали в ожидании заключительной молитвы и благословения.

Отец де Сойя сам благословил мою любимую, повернулся и вышел из храма с группой монахов, побрякивавших на ходу четками.

Я воззрился на Энею с таким пылом, что, попадись на пути взгляда деревяшка, она бы непременно воспламенилась, пытаясь передать ей мысленное послание: «ТОЛЬКО НЕ ПРОСИ УЙТИ МЕНЯ!»

Поманив меня поближе, она прошептала:

– Выполни еще одну мою просьбу, последнюю, Рауль, любимый!

Я чуть было не завопил во всю глотку: «Нет, черт побери!!!» Мой вопль эхом бы прокатился по всему собору в самый святой момент святой мессы Великого Четверга. Но я сдержался.

Пошарив в карманах жилета, Энея извлекла небольшой флакон с густой прозрачной жидкостью.

– Ты не мог бы это выпить? – прошептала она, протягивая мне флакон.

Я вспомнил Ромео и Джульетту, Антония и Клеопатру, Элоизу и Абеляра, Джорджа Ву и Говард Санг – всех этих влюбленных, квазар им в печенку. Самоубийство и яд. Я осушил склянку одним глотком и сунул ее в карман, ожидая, что Энея достанет еще один флакон и последует моему примеру. Ничего подобного.

– Что это было? – спросил я, не страшась никакого ответа.

Энея внимательно следила за ходом мессы. Подойдя вплотную к мне, она еле слышно прошептала:

– Нейтрализатор вакцины бездетности, которую тебе вкатили в силах самообороны.

«Какого черта?! – едва не заорал я, заглушив последние слова святого отца. – Тебя что, заботит планирование семьи?! СЕЙЧАС?! Ты что, совсем рехнулась?!»

А она снова зашептала мне на ухо, теплым дыханием щекоча шею:

– Слава Богу! Я носила его с собой два дня и чуть не забыла. Не волнуйся, оно подействует недели через три. Теперь ты больше не будешь стрелять холостыми патронами.

Я удивленно моргнул. Что это, откровенное святотатство или просто редкая бестактность? Затем мысли мои понеслись галопом: «Замечательная новость… Что бы ни случилось, Энея видела наше будущее… ее будущее… она хочет родить от меня ребенка. А как же ее первый ребенок? И с чего это я взял, что она это сделала для того, чтобы мы с ней… И почему она… Может, в ее представлении это прощальный подарок… почему она… зачем…»

– Поцелуй меня, Рауль, – прошептала она так громко, что стоявшая впереди монахиня обернулась и строго посмотрела на нас.

Я не стал задавать вопросов. Я просто поцеловал Энею. Ее губы были мягкими и чуточку влажными, совсем как тогда, на берегу реки Миссури в местечке под названием Ганнибал. Поцелуй казался долгим-долгим. Потом она коснулась прохладными пальцами моего затылка, и наши уста разомкнулись.

Раздавая благословения, Папа вышел в переднюю часть апсиды, повернулся по очереди к каждому крылу трансепта, затем к короткому нефу и, наконец, к продольному.

Вежливо отстраняя прихожан, Энея шагнула в центральный проход и решительно направилась к алтарю.

– Ленар Хойт! – прокричала она, и слова ее эхом отразились от высоких сводов.

От Папы, застывшего с поднятой в благословении рукой, Энею отделяло не меньше ста пятидесяти метров, и я знал: преодолеть это расстояние у нее нет никаких шансов. Я побежал за ней.

– Ленар Хойт! – снова крикнула она, и сотни голов повернулись к ней. В полутемных арках по бокам нефа началось какое-то копошение: швейцарские гвардейцы. – Ленар Хойт! Я Энея, дочь Ламии Брон, которая вместе с тобой прилетела на Гиперион, чтобы встретиться со Шрайком. Я дочь кибрида Джона Китса, которого твои хозяева из Техно-Центра дважды убили во плоти!

Папа стоял как громом пораженный, указуя на нее костлявым перстом, мгновение назад поднятым в благословении. Он трясся, как в лихорадке. Левая рука была прижата к груди. Тиара раскачивалась, грозя свалиться с головы.

– Ты! – взвизгнул он. – Исчадие!

– Сам ты исчадие! – прокричала Энея уже на бегу, расталкивая плечами типов в черном.

Я отшвырнул с дороги двоих, проскользнул мимо третьего, догнал ее и побежал рядом, отслеживая боковым зрением швейцарских гвардейцев, которые протискивались к нам через толпу. При таком скоплении народа гвардейцы не решались стрелять – слишком много людей оказалось бы на линии огня. Но я знал: стоит Энее приблизиться к Папе меньше чем на десять метров, – и вся их нерешительность мгновенно исчезнет.

– Сам ты исчадие! – снова прокричала она, летя вперед во весь дух, уклоняясь от протянутых рук и выставленных локтей. – Ты Иуда, Ленар Хойт. Ты продал Католическую Церковь за…

Массивный мужчина в адмиральском мундире выхватил из ножен кортик – Энея отскочила. Не останавливаясь, я перехватил кортик, сломал адмиралу руку и одним ударом послал его в нокаут, прямо на руки адъютантам.

Полковник Кассад как-то раз сказал, что, научившись языку живых, он стал чувствовать боль, которую сам причиняет другим. Так и я в тот момент ощутил, как рвутся нервы и сухожилия, как дробится кость в предплечье – в моем предплечье! – но, посмотрев на свою руку, я убедился, что она цела и невредима. Я отделался всего лишь болью. Я привык терпеть боль.