Я решил идти домой пешком, потому что только так можно было остаться наедине с собой — в монотонном шаге, инстинктивно реагируя на светофоры и унылых встречных пешеходов. Мне хотелось держаться подальше от всего, что мне было знакомо и поэтому я шёл, ориентируясь только в направлении. Я не знал, сколько времени займёт путь от дома Ронды до моего, но это меня не волновало. Меня волновал стрекочущий перекатывающийся холод, от которого невозможно было спрятаться в свитере и пуховике. Волновали машины скорой помощи, несущиеся во весь опор по леденистой слякоти. Волновали рёвы болей в подворотне. Волновал повсеместно включающийся и выключающийся свет. Это все было частью меня — как и я был частью всего. Я знал, что однажды я спроецирую увиденное в свой сон, и проекция останется в Джуджионе. Кто-то незнакомый мне, живущий на другом конце материка, попадёт в это место в своём сне, услышит рёв в подворотне, и будет напуган им.
Ронда увидела, как я уничтожаю свою оперативную группу. Я уничтожил свою оперативную группу без своего ведома — так же, как мистер Биссел утопил Снежинку. Ронда не знала ничего о происходящем в Джуджионе, но знала — на уровне сакральных ощущений — гораздо больше, чем его первооткрыватель. Она просто не могла систематизировать свои знания.
Я успел отдать Ронде список вопросов от Луи прежде, чем последовать ее просьбе. Его ответы нужны были мне больше, чем ей. «Знает ли бюро, что происходит на самом деле, когда оперативник моргает? Если знает, но не может этого контролировать, им приходится оправдывать запрет более консервативными причинами. А если не знает? Если никто из них не способен увидеть то, что видела Ронда? Значит, они не должны узнать, иначе лишат меня доступа в Джуджион. Что, если Луи откроет новые возможности через Ронду, и «Антифиар» завербует ее? А если она будет сопротивляться, они буду заставлять ее силой, и она пострадает? Они допросят ее, выведают все, что она когда-либо видела, и мои деяния окажутся на поверхности». Меня охватывала параноидальная паника, и я решил отвлечься от самого себя, зайдя в кофейню. Я не знал этого места так же, как и названия улицы, на которой оно находилось. Я даже не успел прочесть названия на вывеске. Подойдя к стойке, я обратился к бариста просьбой о самом большом американо с молоком. «Сделайте его, пожалуйста, в стеклянном стакане». Девушка, принимавшая мой заказ, смотрела на меня не так, как обслуживающий персонал смотрит на клиента.
Она смотрела так, будто пыталась вспомнить, где могла меня видеть. Может быть, мы учились с ней в одной школе? Или я был водителем ее такси? Я помог ей подняться после того, как она поскользнулась на льду? Я угостил ее сигаретой?
Нет.
Нет, нет, нет.
Она назвала цену моего заказа, и я понял, что именно она пыталась вспомнить. У неё не получалось вспомнить этого, потому что когда она меня видела, я был в маске. Я узнал ее голос. Узнал ее руки. Бариста оказалась моей напарницей — той самой, которая помогала мне жечь трупы в операции «Альфа». Той самой, что всадила пулю между глаз мистера Дэйла в операции «Браво». Той самой, кого Элис подозревала в уничтожении оперативной группы.
⁃ Мы могли с Вами где-то видеться? — спросила она.
⁃ Могли. Мир тесен.
⁃ Не подумайте, что я пытаюсь с Вами познакомиться… Но… может быть, Вы помните меня? Меня зовут Арнелла.
Арнелла. Авраам Линкольн. Джейкоб Миллер. Имена и фамилии ее образов в Джуджионе содержали буквы ее настоящего имени. Конечно, я ее помнил. Ее дыхание в моем ухе. «Это было круто».
Я сказал: «Если вспомню, я обязательно Вам сообщу». Было трудно сдерживать феерию и восторг, скрывать их за равнодушным ответом. А скрывал я их только из-за опасения открыть правду незнакомке. Что она подумала бы обо мне, сообщи я ей об обещании, данном себе на первом инструктаже? Как отнеслась бы к моей прямолинейности? На мне не было маски, с помощью которой можно исключить эмоциональную составляющую, гнёт общественного мнения существовал. Я боялся реакции Арнеллы. Боялся выглядеть дураком. Боялся отпугнуть ее. Я давал себе время, чтобы решить, как поступить в сложившейся ситуации и молча пил кофе. Привести мысли в порядок было невозможно.
Я ничего не предпринимал для того, чтобы выполнить данное себе обещание. Череда несвязанных с поиском напарницы решений привела меня прямо к ней. Ищущий да обрящет. Стучите, и отворят вам.