Гипнотрон профессора Браилова

Ирина знала, что отец и Мирон Григорьевич с нетерпением ожидают момента, когда будет включен УНГИ-16. Отец очень заинтересован в результатах испытания этого аппарата. Он говорит, что от результатов этого испытания зависит многое, Наверное, он очень волнуется сейчас. Отец всегда волнуется в ожидании эксперимента. Что они сейчас делают? Казарин, по-видимому, возится с генератором, а отец ходит по кабинету из угла в угол и с нетерпением поглядывает на часы.

Ирина хотела думать только о них, только о предстоящем эксперименте, но мысли, помимо ее воли, в который раз уже сегодня, снова и снова возвращались к Лосеву. Что-то с ним творится неладное последнее время. Внешне он, как и всегда, элегантен, добродушно приветлив, беззаботно весел. Но Ирина видела, что все это, так располагающее к себе: мягкость характера и подчеркнутое спокойствие, веселость и даже восторженное восприятие природы – не больше, как маска, скрывающая истинные чувства. Даже самый талантливый артист не может играть свою роль бесконечно. И чем острее чувства, обуревающие человека, тем ярче они проявляются – на лице, во взгляде, в движениях рук, даже о позе. Ирина не могла не заметить за этой маской веселого добродушия тех следов, какие накладывает на человека глубокое раздумье, постоянная озабоченность и глухая тревога.

– Вас что-то гнетет, Георгий Степанович, – сказала она ему как-то.

Лосев удивленно вскинул брови, растопыренной пятерней откинул назад волосы.

– Меня? Гнетет?

– Да, да, гнетет. И вы напрасно скрываете от меня.

– На этот раз ваша прозорливость, Ирина Антоновна, не имеет под собой никаких оснований, – рассмеялся Лосев. – Я никогда не был так счастлив, как сейчас.

– Когда человек счастлив, у него совсем другие глаза, грустно заметила Ирина, и, взглянув на Лосева, спросила: Может быть, на работе неприятности какие?

– На работе? Дайте-ка вспомнить. – И Лосев с озабоченным видом вскинул голову кверху. – Неделю тому назад получил благодарность по редакции, а позавчера – денежную премию за рассказ. И значительную сумму. – Он рассмеялся. – Ну, если благодарность в приказе и денежная премия могут быть отнесены к неприятностям, то считайте, что у меня по работе крупные неприятности.

– Вы прикрываетесь шуткой, как щитом, – сказала тогда Ирина. – Но меня вам не провести. Я знаю, что иногда у вас бывает очень не спокойно на душе, вам хочется поговорить со мной о чем-то большом, очень важном, но вы сдерживаете себя. Не считайте это назойливостью, Георгий Степанович, но когда у человека беда и он поделится ею с другом… Когда беду разделишь с другом, это уже не беда, а полбеды. Или вы меня не считаете своим другом?

– В вашей искренности я не сомневаюсь, Ирина Антоновна. – Он помолчал немного, потом продолжал: – И вы правы, мне действительно нужно бы с вами поговорить. Я боюсь только, что этот разговор будет последним.

– Почему последним? – испуганным шепотом спросила Ирина.

Лосев не ответил. В шагах десяти от них три здоровых подвыпивших парня нахально приставали к девушке. Георгий Степанович, разговаривая с Ириной, давно уже следил за ними. Сейчас один, самый высокий, схватил девушку за руку, стал тянуть к себе. Девушка вырывалась. Двое других пьяно смеялись, подзадоривая товарища.

– Не кажется ли вам, что эти молодые люди ведут себя слишком развязно? – спросил Лосев. – Одну минуточку.

Он зашагал к парням.

В полутемной аллее парка в это время было безлюдно. Ирина заторопилась вслед за Лосевым, чтобы быть рядом с ним. Она понимала, что связываться с тремя здоровыми подвыпившими парнями небезопасно. Но не вмешаться Лосев не мог. Это она тоже понимала.

– А ну-ка, оставьте девушку! – сказал Георгий Степанович со злостью в голосе.

– А ты кто такой, чтобы командовать здесь?

– Оставь девушку! – повысил голос Лосев.

Высокий разразился пьяной руганью и, не отпуская девушку, размахнулся свободной рукой. Ирина вскрикнула: такой удар наотмашь свалил бы с ног человека и покрепче Лосева. Но Георгий Степанович мгновенно перехватил руку хулигана. В следующее мгновение тот полетел в кусты. Девушка убежала. Двое других бросились было к Лосеву. Он отступил на шаг, потом… Ирина стояла рядом, все ясно видела, но так и не поняла, как случилось, что один из этих двух в следующую секунду лежал, распластавшись на песке, лицом вниз, без движений, а второй стоял рядом с Георгием Степановичем, неестественно изогнувшись, с рукой, заломленной за спину, и, запрокинув голову, орал благим матом.

Когда Лосев привел их, связанных по рукам, в комсомольский штаб, дежурные с почтительным вниманием рассматривали его.

– Как же это вы один – троих?

– Самбо, – коротко бросил Лосев. – Скажите, где у вас можно руки вымыть?

Ирина всегда предпочитала нравственную силу физической. Но сейчас, когда она смотрела на Лосева, стоящего с полотенцем в руках в чистой, непомятой рубахе, словно он и не дрался, – она гордилась им.

Сегодня утром он позвонил и сказал, что будет вечером ждать ее на приморском бульваре, что должен сообщить ей нечто важное. Интересно, что бы это могло быть?