Гипноз для декана

— Немедленно слезь с меня! Слышишь, ты? Шалава ненормальная! — шипел декан, прожигая меня взглядом, которым можно было муху сбить в полете — до такой степени он был уничтожающий.

И отчасти его гнев можно было понять. Потому что я НЕ СЛЕЗАЛА. Оцепенев от ужаса, побелевшими от усилий пальцами я вцепилась в металлические детали подлокотников — по обе стороны от деканова тела, и держалась за них не на жизнь, а на смерть.

Моему инстинкту выживания явно казалось, что только здесь, на коленях у своего лютого врага, я буду в относительной безопасности. Возможно потому, что мы только что целовались с этим врагом взасос, и моя близость хоть как-то купировала зверя, который рвался из него наружу. Я ведь прекрасно чувствовала, что декан всё ещё возбужден и инстинктивно, женским чутьем понимала — пока я прижимаюсь к его паху бедром, он не сделает мне ничего плохого.

Конечно же, он мог сбросить меня силой, но отчего-то не делал этого. Шипел, рычал и чуть не плевался мне в лицо, но не сбрасывал, не отрывал мои руки от подлокотников. Было такое ощущение, что тело его всё ещё под гипнозом, в отличие от проснувшегося мозга.

Но как?! Как я могла забыть про звонок телефона, которым еще в прошлый раз обусловила просыпание? Как не додумалась выключить этот гребанный телефон, перед тем как решилась поцеловать Игнатьева? Или отменить приказ выходить из гипноза, когда телефон зазвонит?

С другой стороны, откуда ж я могла знать, что этот же сигнал пробуждения будет действовать и в следующий раз? Я ведь не волшебник, я только учусь…

— И что теперь, так и будешь тут сидеть? — явно осознав бесперспективность своих действий, Игнатьев вдруг перестал сотрясать воздух и дергаться, разом расслабив все мышцы. Ну… кроме той, что внизу, между его ног.

Я несколько раз покивала, еще крепче прижимаясь к нему.

— Буду. Пока не пообещаете меня не убивать. И не выгонять из университета.

— Еще как выгоню, Сафронова! Это же чистейший харассмент! Ты на меня спящего залезла! Кстати, как так получилось, что я уснул? Что ты мне подлила и куда?

— Неважно! — выпалила я ему в лицо. — Вы всё равно не поверите! А насчет харассмента — ну, давайте, жалуйтесь, раз слабой девчонки испугались! Может, еще и на помощь позовете? «Помогите, спасите…» Ну же, давайте! Может, еще успеют вас от изнасилования спасти!

Не знаю, откуда во взялось столько наглости, но разозлилась я знатно. Надо же какой гад козлорогий! Сам на сиськи невинных студенток заглядывается, а насильница и шлюха у него — я!

Снова дернувшись подо мной, Игнатьев только что не зарычал.

— Я запросто могу тебя сбросить, Сафронова! Одной рукой! Ранить просто не хочу. А так бы летела бы ты у меня сейчас — головой воон в ту стенку.

Я сузила глаза.

— И правильно, что не хотите! Потому что угадайте, что я сделаю в первую же секунду, как только вы меня головой о стенку приложите? Правильно — заору «спасите, помогите, насилуют»! И мне поверят! Хотя бы потому, что на вас рубашка расстегнута и… вот это!

Окончательно оборзев, я сильно толкнула его бедром в пах, впечатав в себя его всё ещё не опадающую эрекцию. Игнатьев коротко, по-звериному рыкнул и даже оскалился.

— Ах ты ж… дрянь… — процедил, широко раздувая ноздри. Грудь его вздымалась так высоко, что почти-почти касалась моей. Еще несколько таких тяжелых вдохов, и он сможет почувствовать, насколько я сама возбуждена. — Вот значит, зачем ты сюда заявилась, вся в мини и размалеванная, как шалава с ленинградки… Хотела соблазнить меня, а потом шантажировать, да?

— Вы меня тоже не в костюме и при галстуке встретили! — огрызнулась я. — Может, это вы меня хотели к сексу склонить за обещание хороших оценок?

Его брови поднялись так высоко, что почти скрылись за растрепавшимися в нашей борьбе волосами.

— Что?! Ты вообще нормальная, Сафронова? На хрена ты меня сдалась? Ты знаешь, какие у меня женщины бывают? Им даже краситься не надо — вот какие! Мешок могут надеть, и всё ещё оказаться самой красивой на вечеринке! Так что мне твой колхозный шик задаром не нужен, Сафронова, а не то, что карьерой ради него рисковать…

Сказать, что мне было обидно, значило ничего не сказать. Он просто уничтожал меня своими оскорблениями — планомерно и осознанно. И если бы я не знала, что он по поводу меня думает на самом деле, я бы тут же бы и уничтожилась на месте. Разревелась бы и убежала, подбирая сопли и ища куда бы спрятаться от такого позора. Сама бы, наверное, документы забрала, не дожидаясь, пока он меня отчислит с факультета.

Вот только я знала. А потому всё также нагло смотрела ему в глаза и не двигалась.

— Почему тогда у вас всё ещё… стоит на меня, если вам мой колхозный шик задаром не нужен? И почему вы меня вышли встречать… голый? Не для того ли, чтобы покрасоваться передо мной?

— Ах вот оно что… — протянул он, плотоядно улыбаясь — с таким видом, будто только миллион выиграл. — Значит, это мой голый торс тебя на подвиги сподвиг? Ах ты ж моя стрелочница… Как интересно… Мне кажется, я теперь знаю, как заставить тебя слезть.