Гипноз для декана

Именно этим они потом все и оправдывались — что, мол, нахрюкались до разноцветной вермишели. Потеряли берега. Еще и врали, что совсем ничего не помнят и поначалу пытались из меня дуру сделать ревнивую. Мол, мне всё это показалось, потому что тоже успела глаза залить.

Бросила Лешика я не сразу. Но не потому, что раздумывала или собиралась простить его. Нет, решение было принято сразу, мгновенно — как только я, бессильно прислонившись к стене в коридоре, пыталась стереть из памяти картину Лешиного члена, ритмично ныряющего в чужую промежность.

Я попросту не смогла его сразу бросить — стресс от увиденного и услышанного был настолько велик, что я, что называется, слегла. Иными словами — заболела, да так сильно, что попала в больницу, где провалялась ни много ни мало месяц. Как объяснила потом моя замечательная врач, Светлана Аркадьевна, ослабленный стрессом организм становится крайне уязвим различным вирусам, и маленькая простуда, которой я должна была переболеть за три дня, переросла в тяжелейшую ангину со всеми возможными осложнениями.

И всё время, пока я валялась под капельницей, боролась с температурой сорок или рыгала с предоставленный тазик, не в состоянии переварить даже самый легкий завтрак, эти три подлые гадины бегали вокруг меня с озабоченным видом, носили мне цветы с апельсинами и пытались сделать вид, что, мол, «а чё такого» и «с каждым бывает».

— Алинчик, ну прости нас, а? — фальшиво-виноватым голосом блеяла Ксюха, всё время пытаясь держать меня за руку и дуя губы, словно обижалась на то, что я всё никак ее не прощаю. — Ну, напились… ну, увлеклись… мы ж все друг другу как родные…

— С Алешкой твоим вообще в садике на горшках рядом сидели, — вторила ей Маринка. — А на веселухе той — чтоб ей провалиться! — ну так получилось… Алин… Сами не заметили, как разошлись, ей богу… Сначала в карты играли на раздевание, потом танцевали… ну, без одежды, потому что все продулись. Потом там драка началась, и мы наверх убежали и Алешку твоего утащили — а то бы и его затащили в кучу-малу. Так что ты еще спасибо нам должна сказать, Алин. А то бы прибили мужа твоего и поминай как звали…

Вот так. Я им еще и спасибо должна сказать, как верным подругам, сохранившим для меня мужа живым и невредимым. Подозреваю, что одной из причин, почему я так долго болела, было то, что они всё время крутились рядом, издеваясь надо мной и ломая мне душу. А у меня не было сил прогнать их — до того было плохо.

На развод я подала сразу же, как только маленько оклемалась, в буквальном смысле сбежав от своего горе-муженька через заднюю дверь больницы, пока он с «подружками» и букетом красных роз ждал меня у центрального входа. Бога благодарила за то, что отделалась разбитым сердцем и не успела за эти три месяца ни забеременеть, ни нажить хоть какое-то общее имущество.

Собственно, из-за всей этой катавасии я в Москве и оказалась, решив навсегда покинуть город своего позора и никогда больше не иметь шанса встретить этих долбоящеров на улице или в магазине. Правда для этого пришлось пропустить целый год учебы, потому что все сроки поступления я, конечно же, давно просрочила.

Зато у меня была уйма времени подготовиться к вступительным экзаменам в столичный вуз. А еще нажитый не самым легким путем жизненный опыт, толкающий меня вперед, словно мой личный моторчик внутреннего сгорания. Возможно, из-за своего неудачного замужества я и смогла пройти экзамены и даже попасть на бюджетное отделение ФМО — уж больно ярко стояло перед глазами остолбеневшее Маринкино лицо, когда она увидит меня по телевизору в составе какой-нибудь международной делегации.

— Вот так-то, Андрей Федорович… — вздохнула я, выключая телефон и вместе с ним укладываясь на подушку. И продолжила в потолок. — Лешик с подругами издевался надо мной в больнице, а я — над вами тут… Как говорят — у абьюзеров всегда вырастает абьюзер? Вот и я у Леши выросла. А теперь — играю с вашей душей. Вечная цикличность абьюза в природе…

— Алинчик… — тревожным голосом позвала меня проснувшаяся Кира. — Ты… сейчас с кем разговариваешь?

Я снова вздохнула.

— Будто ты не слышала…

Кира помолчала.

— Плохо дело.

— Хуже некуда… — согласилась я.

Мы снова замолчали. Кира, без сомнения, обдумывала, как бы поделикатнее до меня донести, что разговоры в три часа ночи с моим самым главным врагом на факультете требуют обращения к психиатру, я же — думала об этом самом враге.

Да, Игнатьев тоже издевался надо мной — чуть не выгнал, мстил по мелкому… Он по мелкому, а я — по-крупному. Могу себе представить, как он сейчас себя чувствует — мало того, что всего себя наизнанку перед тобой вывернул, показал самую грязную часть души, еще и выставил себя на посмешище — как мальчишка, эякулировав раньше, чем даже трусики с девушки спустил…

Я вдруг разозлилась саму на себя. Да какая разница, как он эякулировал! Он вообще не должен был с тобой в этом положении оказываться! Он — декан! А ты студентка! Он должен был вести себя профессионально, а повел себя как озабоченный бандюган из подворотни! Вот и поделом ему! Будет знать, как руки распускать!