«Сенатор граф Окен и жена садовника г-на Сведенборга удостоверили 2 следующих факта. После смерти г-на Мартевиля от его вдовы потребовали уплаты значительной суммы денег, которые, как ей говорили, должен был ее муж: ей было известно, что этот долг был уплачен еще при жизни ее супруга, но она не знала, где он положил квитанцию об уплате. Смущенная, она прибегла к помощи г-на Сведенборга. Последний заставил ее найти квитанцию на следующий день, сказав, что говорил с ее умершим мужем, который указал ему, где положил эту самую квитанцию, и что она найдет ее в таком-то указанном месте. Покойный показался своей вдове во сне, одетый в то же платье, которое он носил перед смертью, и, дав ей те же указания, удалился. Она была так напугана, что разбудила свою горничную, спавшую там же, и рассказала ей о происшедшем. Квитанция была найдена там, где указал ей г-н Сведенборг. Эта история наделала много шума как при дворе, так и в городе, где каждый рассказывал ее на свой лад».
«Второй факт. Царица, ныне вдовствующая, жена Адольфа Фридриха и сестра прусского короля, захотевшая услышать предыдущую историю, так же, как и остальные, относящиеся к гну Сведенборгу, сказала сенатору графу Окену, что она желает видеть г-на Сведенборга. Граф, отправившись передать приказания царицы, встретился с г-ном Сведенборгом, который направлялся во дворец для разговора с ней. После различных вопросов, царица спросила его, может ли он узнать содержание одного письма, которое она писала своему покойному брату, прусскому принцу: она была уверена, что никто в мире, кроме брата, не знал его содержания. Г-н Сведенборг ответил, что расскажет содержание письма через несколько дней. Он сдержал слово, так как через несколько дней, попрося отойти ее величество в сторону, он передал слово за словом все содержание упомянутого письма. Царица, совершенно не суеверная и одаренная большим умом, была страшно поражена. Она рассказала о происшедшем, наделав этим много шума как в Стокгольме, так и во всей стране, где каждый толковал по-своему…»
Пророчество Казотта
«Мне кажется, что это было вчера, хотя это произошло в начале 1788 г. Мы сидели за столом у одного сотоварища по Академии, большого вельможи громадного ума: общество было многочисленное и разнохарактерное, были лица духовного звания и придворного, литераторы и академики и т. д. Был по обыкновению большой пир. Во время десерта мальвазийские и констанские вина довели веселость теплой компании до той свободы, которая не всегда позволительна: дошли до той степени, когда все разрешается ради смеха.
Шамфорт читал нам свои нечестивые и распутные истории, и великосветские дамы слушали их, даже не прибегая к помощи вееров. Отсюда – изобилие шуток над религией, которые покрывались аплодисментами.
Один из гостей вдруг поднялся, держа полный бокал вина.
«Да, господа! – воскликнул он, – я так же уверен, что Бога нет, как, уверен, что Гомер был глупец».
Действительно, он был уверен, как в одном, так и в другом: говорили и о Боге и о Гомере – вот почему этот гость произнес вышеуказанные слова.
Беседа сделалась более серьезной, выражали удивление по поводу реплики, поданной Вольтером, и соглашались, что в ней заключается его первый шаг к славе.
Он дал направление своему веку и поэтому читался, как в передних, так и в салонах.
Один из приглашенных, задыхаясь от смеха, рассказал нам, что ему говорил его парикмахер.
«Видите ли, monsieur, хотя я только бедный студент-медик, но я не имею никакой другой религии».
Из этого заключили, что революция не замедлит окончиться: что необходимо, чтобы суеверия и фанатизм уступили место философии, которая выделила бы правдоподобие эпохи; каковы же они будут, когда общество увидит царство разума. Старцы сетуют, что все могут удовлетворить свое тщеславие, молодежь же радуется правдоподобной надежде, и поздравляет повсюду Академию, подготовившую великую работу, являющуюся центром и зачинщиком свободы мысли.
Только один из присутствующих не принимал участия во всей радости этой беседы и даже немного насмехался над нашим энтузиазмом; это был Казотт, очень любезный и оригинальный человек, но, к сожалению, придерживавшийся заблуждения фанатиков. Его героизм здесь сделался с этих пор знаменитым. Он попросил слова и начал очень серьезно.
«Господа, – сказал он, – вы будете удовлетворены, вы увидите эту великую революцию, которую вы столь желаете. Вы знаете, что я немного пророк, я вам повторяю, вы ее увидите».
Ему ответили известной поговоркой: «Не надо быть для этого большим чародеем».
«Пусть так, но, может быть, им нужно быть, чтобы сказать вам то, что мне осталось добавить. Знаете ли вы, что произойдет с вами, находящимися здесь, и каково будет непосредственное продолжение хорошо доказанного действия».
«Ах! – воскликнул Кондорсе с угрюмым и глупым видом, – философ не оскорблен встречей пророка».
«Вы, г-н Кондорсе, вы умрете в тюремном дворе, вы умрете от яда, который примете, чтобы избежать палача: от яда, который благодаря нынешнему времени принуждены постоянно носить с собой».