Но, спрашивается, был ли какой-нибудь смысл запрещать свободно пользоваться гипнозом с лечебною целью врачам, которым вверяют гораздо более рискованные и опасные средства, как всевозможные яды и анестетические вещества, и которые, кроме своего образования и диплома, связаны в своей деятельности не только всем известной клятвой Гиппократа, но и профессиональной этикой и товарищеским мнением, не говоря уже о возможных уголовных карах?
Последствия такого отношения не заставили себя ждать.
Серьезные врачи отказались от применения гипнотизма в своей практике, потому что никому из них не было охоты рисковать своим положением и добрым именем, а это привело к тому, что гипноз как лечебное средство вскоре перешел у нас в руки профессиональных гипнотизеров-шарлатанов и вообще таких лиц, которым нечего терять.
Это запрещение вызвало известную реакцию и на Западе, так как в Германии была издана книга, в которой были собраны мнения многих известных авторов трудов по гипнотизму, которые, естественно, осудили распоряжение русских бюрократических сфер.
Но это не оказало воздействия на последние, и развитие учения о гипнотизме и внушении у нас в России было в корне убито вплоть до конца истекшего столетия.
Поводом к пересмотру вопроса о гипнотизме и внушении была репрессивная мера, принятая врачебной инспекцией по отношению к доктору М., осмелившемуся применить гипноз без соблюдения опубликованных правил. Это послужило толчком. Доктор М. написал маленькую брошюру о своем деле и передал рассмотрение вопроса на Пироговский съезд. Последний передал в свою очередь вопрос на рассмотрение специальных психиатрических обществ, которые все без исключения высказались в пользу устранения пут, которыми окружили в России без нужды применение гипноза во врачебной практике. После собрания всех этих мнений один из следующих Пироговских съездов возбудил ходатайство об изменении упомянутых постановлений, касающихся гипноза. Когда ходатайство это достигло Медицинского совета, мне посчастливилось в качестве докладчика перед Медицинским советом содействовать устранению стеснительных постановлений в отношении гипноза и вместе с тем освобождению русских врачей от подозрительного к ним отношения со стороны властей в вопросе о гипнозе.
Такова печальная история врачебного применения гипноза в России, сильно задержавшая, как сказано выше, и научное развитие у нас учения о гипнозе.
Начало научного изучения гипноза и внушения.
Обращаясь к вопросу о том, кто ввел гипнотизм в науку, иначе говоря, кто впервые сделал гипнотизм предметом серьезного научного изучения, необходимо заметить, что еще англичанин Бред в середине истекшего столетия дал вполне научное исследование явлений гипнотизма.Англичанин доктор Бред из Манчестера в 1841 г. наблюдал магнетический сеанс женевского профессора Лафонтена с целью разоблачить его проделки. Но вместо предполагаемых разоблачений шарлатанства он усмотрел на этих сеансах нечто, ранее им и не подозреваемое, и признал подлинность наблюдаемых явлений. Он ввел, таким образом, впервые в науку понятие об искусственно вызванном сне, назвав самое явление гипнотизмом, что удержалось до наших дней. Он также впервые доказал, что в гипнозе некоторые из мозговых функций достигают такой силы, которая несвойственна здоровым лицам в бодрственном состоянии, и что самый гипноз обязан внушению, а не флюидам Месмера и не особой одической силе, свойственной будто бы гипнотизерам.
Однако и после Бреда в науке господствовал еще повсюду скептицизм в отношении гипнотических явлений. Как это часто бывает при недостаточной подготовке научной мысли, новые исследования не получают достаточно широкого распространения. Так случилось и с книгой Бреда. О гипнотизме опять скоро забыли.
Во всяком случае и после Бреда гипнотизм представлял собою для большинства ученых и врачей такую область, которой избегали касаться серьезные научные деятели, благодаря тому что большинство даже высокоинтеллигентных лиц и представителей науки признавало в нем долгое время или простое шарлатанство, или сферу, полную таинственности, в которой нечего делать истинному ученому. Так дело обстояло до тех пор, пока учение о гипнотизме не было вновь выдвинуто на арену научного развития благодаря трудам Шарко и его учеников.
Такой факт нетрудно понять, если принять во внимание, что гипноз в то время если и был кому-либо известен, то признавался нередко темной силой, занятие с которой налагало известную тень на репутацию врача. И, без сомнения, нужно было иметь столь авторитетное имя, каким являлось имя французского клинициста-невролога Шарко, чтобы выдвинуть гипнотизм на арену строго научного исследования и освободить самое учение гипноза от целого ряда предубеждений, господствовавших тогда среди врачей.