Гипобулия (СИ)

Вода ледяная. Я закручиваю кран, срываю полотенце и укутываю его. Он весь сжался, точно кусок сине-зелёного напряжения с торчащими костями.

========== 3. Кирилл ==========

— Прости, — повторяет Сёма. И сильнее укутывает.

Я не понимаю, за что. Что он мне сделал. Почему говорит. Почему пришёл сейчас. Он уже приходил. Это я помню. Почему он сейчас здесь?

Я не могу спросить. Отдаюсь тому, что чувствую. А чувствую тряску. Холодный душ сковал. После я не мог выбраться из-под него. И сидел. Продолжая мокнуть. Мёрзнуть. Леденеть кожей. Органами. Всем собой. Так, что уже не разморозиться.

Сёма обтирает. Просит прощения. Не останавливается. Когда трёт ноги, замирает.

Он уже всё видел. Он уже не удивляется. Но я не понимаю, что на его лице. Что оно выражает. О чём он может с ним думать.

Сёма подмывает. Извиняется. Стирает сперму. И снова извиняется. Хочу сказать, чтобы не извинялся. Но молчу. Я ничего не чувствую. Ни касаний. Ни воды.

Сёма берёт ещё полотенце. Закутывает по плечи. Относит в комнату. Куда уже относил меня сегодня. Это правда было сегодня? Или вчера? Уже ночь? Не знаю. Не могу разобрать.

Меня продолжает трясти.

Сёма приносит что-то тёплое. Не даёт мне в руки. Я не тяну их. Поет меня. Я не чувствую, чай это или кофе. Тёплая вода или бульон. Какая-то жидкость. Без вкуса. Без цвета. Без понятия. Сёма даёт по чуть-чуть. Чтобы я не вылил. Не выронил. Он знает, как со мной бывает. Кажется, он слишком много знает. А я о нём – ничего.

— Как ты? — спрашивает он.

А я не отвечаю. Он треплет за плечо. Опять уходит. И опять возвращается.

— Потерпи, — говорит он.

Я почти ничего не вижу. Одна его рука держит за ногу. Вторая лезет к промежности. Что-то холодное касается там. Я сжимаю полотенце. Пытаюсь сжать, пока получается. Чтобы расслабиться. Сёма смазывает. Мне почти стыдно. Что не могу ничего сказать. Что не могу сделать этого сам. Что вздыхаю, будто мне это нравится.

Частично нравится. Потому что приносит облегчение. Потом не так болит. Заживает. Какая-то мазь. Которой здесь никогда не было.

Пытаюсь увидеть Сёму. В комнате слишком темно. Только силуэт. От которого идёт тепло. Который двигается. Трогает. Снова извиняется и вводит палец. Я снова вздыхаю. Он во мне. Не так, как… он.

Меня мутит. Становится слишком жарко. Меня разваривает. Разносит. Я опять падаю. Но Сёма поддерживает.

— Ещё немного, — говорит. Сжимает плечо. А я лежу на нём. Пышу жаром. Ощущаю его.

Голова кружится. Я закрываю глаза.

***

Просыпаюсь от шума. Из другой комнаты. Он длинный. Долгий. Громкий. Заканчивается щелчком. Это, кажется, чайник. Он ужасно громкий.

Не встаю. Лежу. Вспоминаю, что было вчера. И было ли вчера вчера. Голову сдавливает. Воспоминания не отзываются. Тишина. Их не достать. Не помню. Ничего. Хочу накрыть голову руками. Но они не поднимаются. Лежат. Не поддаются. Весят по тонны две. Тяжело.

Я устал.

— Кирилл, — это Сёма.

Сёма был вчера. Два раза. Почему? Почему он сегодня здесь?

Голова болит сильнее. Её рвёт по швам.

— Ты как? Нормально?

Он снова возникает. Неожиданно для меня. Смотрю на него и не понимаю. Хочу спросить, почему он со мной. Зачем. Почему каждый раз помогает? Хочу узнать у него, но рот открыть не могу.

Вспоминаю о его вопросе. Он смотрит и ждёт. Еле киваю.

— Хорошо, — говорит он. — Сможешь встать? Тебе бы поесть.

Как всегда.

Пробую встать. Усилий не хватает. Не могу приподняться. Не могу опереться. Не могу ни за что зацепиться. А Сёма видит. Знает, что не встану. Не сейчас. Помогает. Поддерживает. Проверяет, смогу ли стоять сам. Я валюсь, как марионетка. Сёма держит. Отводит до кухни. Там жарко. Душно. Пахнет жареным яйцом.

Запах едкий. Сильный. Он врезает в мозг и приносит острую боль. От него тошнит.

Я закрываю глаза. Замираю. Перестаю дышать. Сёма что-то спрашивает. Не слышу. Пытаюсь открыть глаза. Посмотреть на него. Но не вижу. Расплывается. Желудок сокращается. Брыкается. Рот наполняется слюной. Ещё немного и вырвет.

Меня трясёт. Я падаю на пол. Открываю рот. Из него течёт слюна. Я задыхаюсь. Запах продолжает резать. Желудок – толкать волны. Из глаз идут слёзы. Меня пережимает. Сёма что-то говорит. Держит за плечо, чтобы я не завалился. Не задохнулся. Пытаюсь сделать вздох. Не получается. Слюна ещё течёт. Желудок работает. Но меня не тошнит.

Это продолжается несколько минут. Потом прихожу в себя. Запах пропадает.

Смотрю на Сёму. Он ещё держит меня. Смотрит и опять спрашивает, как я.

Ему не противно? Не мерзко?

Я продолжаю плакать. Ничего не говорю. Смотрю на него и плачу. Он только трепет по плечу.

Усаживает на стул, сам вытирает с пола. Мне стыдно. Это должен делать я. Но только слежу за ним. Он не выглядит усталым или раздражённым. Для него это кажется нормальным. Будто ничего такого нет.

— Кирилл, — зовёт, а я поднимаю глаза.

Салфеткой Сёма вытирает моё лицо. Губы. Подбородок. Берёт другую и вытирает щёки.