Гипотеза Дедала

Дальнейшие события позволю себе описывать более бегло. Заботу о нехватке артистов определенных типажей мой покровитель обещал взять на себя, но в течение недели ничего на этом поприще не произошло. Четырежды я звонил ему прямо из кабинета директора. Всякий раз М. утверждал, что уже сделал необходимые распоряжения, а самые лучшие исполнители давно мечтают участвовать именно в моем спектакле и именно в этом театре. Когда первая неделя, наполненная подобными обещаниями, подходила к концу, мне уже было невыносимо трудно сдерживаться, чтобы не вспылить. Но, как ни удивительно, в тот самый момент, когда я было собрался вновь войти в кабинет директора, чтобы набрать телефон М. и поинтересоваться, за кого он меня, в конце концов, принимает, двери театра распахнулись и возник первый артист, пришедший на прослушивание.

Совсем юный, вчерашний выпускник провинциального училища, он не подходил ни на одну вакантную роль по типажу, но если бы этот человек не появился, М. не удалось бы избежать скандала. С тех пор действительно периодически стали возникать какие-то артисты. Разумеется, о том-то, том-то или том-то речи не шло, это были совершенно неизвестные люди, дебютанты, уволенные пропойцы, амбициозные скандалисты, несостоявшиеся самоучки… В общем, контингент вызывал большие сомнения. С натяжкой я мог занять в спектакле разве что одного из числа тех, кто пришел в течение трех месяцев, да и то предпочел бы этого не делать, а найти кого-то другого.

Похожая история происходила с декорациями. М. с пеной у рта настаивал, что над сценой будет висеть настоящий колокол исполинского размера. Согласно его задумке, с одной стороны, он должен изображать свод, своеобразную крышу аллегорического дома, а с другой – артисты будут бить по нему молотами, извлекая чрезвычайно громкие, но красивые звуки в драматичные моменты.

Вынесем за скобки вопрос о том, откуда бы взялся такой колокол, – режиссер заявил, что его отольют по эскизу специально для спектакля и мне не стоит об этом беспокоиться. «У вас и так дел невпроворот», – говорил он, улыбаясь, и в этих словах со временем мне начала слышаться издевка. Но когда я сообщил в театре о том, что собираюсь повесить на балках настоящий колокол диаметром в три четверти сцены, все решили, что мой разум помутился – мне же пришлось выдавать эту безумную идею за собственную.

Очевидно, что никому другому, кроме разве что М., не пришло бы в голову ничего подобного. Громадину бы изготовили, например, из папье-маше, а звон раздавался бы через динамики, став элементом фонограммы. «Вы понимаете, что балки не выдержат?! Они сломаются, даже если вы его просто повесите! – кричал на меня директор. – А уж от ударов, когда пойдет вибрация… Да и как вы собираетесь внести чертов колокол в театр?! Он же не пройдет в двери! Я уж не говорю о том, что артисты и зрители в первых рядах могут оглохнуть! Зачем это все нужно?! Подобное безумие разве что М. устраивал в лучшие годы». Несчастный глава театра сам не осознавал заключенной в его словах иронии, но я от души посмеялся, выйдя из кабинета. Более того, мне было очевидно еще и то, что колокол окажется непропорциональным – при заданном диаметре и обычной форме он попросту не поместится над сценой по высоте. Значит, и «голос» его будет странным, вовсе не таким, как хочет мой благодетель… Я все это понимал, но в присутствии директора был вынужден настаивать.

При следующей встрече с М. мне не удалось убедить его уменьшить исполина хотя бы вдвое, а ведь это бы решило по крайней мере часть проблем. Но режиссер стоял на своем и не собирался идти на компромиссы. После нескольких подобных разговоров он обещал, что вскоре решит и вопрос с тем, как внести огромный колокол в зал. Когда ситуация вновь оказалась на грани скандала, в театре появился первый строитель, который начал производить замеры для, как он выразился, «расширения дверного проема». В последующие дни привозили отбойные молотки, цемент, приезжали разные инженеры… Директора это всерьез настораживало, поскольку подобные работы, как я понял, с ним никто не согласовывал. Он сам позвонил по этому поводу М. Что тот ему сказал, мне не известно, но – факт остается фактом – после их разговора глава театра более не беспокоился.

Шли месяцы, никакие работы так и не начались, хотя строители постоянно слонялись в театре, мешая репетициям. Пару раз они даже ударили молотом по стене, но, выяснив, что она несущая, отложили эту деятельность, увезли одни инструменты, привезли другие.

Было еще множество подобных ситуаций, некоторые из которых даже сейчас стыдно вспоминать. Как я мог ему верить?.. Почему после первого из сотен никуда не ведущих обещаний я не бросил спектакль и не пошел на поклон к своим прежним педагогам?..

Все происходящее напоминало кафкианский сюжет, в котором в качестве К. выступал не М., а я. В то же время, в отличие от историй Кафки, абсурд моей жизни исходил от совершенно конкретного человека, и это делало ситуацию принципиально иной.