Гипотеза Дедала

Лоуви Маес – один из брюссельских богачей – являлся завсегдатаем подобных мероприятий, потому в его сегодняшнем появлении не было ничего неожиданного. На таких званых ужинах раз в месяц или чаще собирались писатели, поэты, издатели, художники, режиссеры, артисты, а также сильные мира сего и прочие выдающиеся горожане. Здесь проходили небольшие концерты, поэтические вечера, чтения рассказов и пьес, вернисажи, возникали и распространялись слухи, модные тенденции, скандальные новости… Но главное, на этих встречах меценаты знакомились с авторами и выбирали тех, чей талант поддержат своими финансами. Порой проходящие в рамках ужинов читки и выставки были своего рода отчетами о проделанной работе. Причем «отчитывались» не столько творцы перед своими благодетелями, сколько меценаты перед высшим обществом.

Салонные вечера вызывали у Лоуви огромный энтузиазм. Благодаря одному только присутствию здесь он получал то, чего очень желал, но нигде не смог бы купить: ощущение, осознание и даже подтверждения своей причастности к искусству, к культурной жизни Европы. Это пьянило и доставляло невообразимое удовольствие, которое, впрочем, Маесу приходилось старательно скрывать. Ведь меценату не к лицу демонстрировать горячее воодушевление, поскольку этим обязательно воспользуются бездарные нахлебники, слухами о которых регулярно наполнялся каминный зал. Нужно держать ухо востро! Хотя до сих пор Лоуви счастливым образом избегал вложений в подобных типов. Избегал в первую очередь потому, что знал меру. Имея возможности без затруднений содержать целую армию авторов и тем самым приумножить свою радость, единовременно он спонсировал только нескольких человек, которых выбирал тщательно, в соответствии с неким внутренним ритуалом. Кроме того – и это вторая причина, – Маес обладал удивительной интуицией, помогающей ему добиваться успехов во всем, в том числе и в бизнесе.

А успехи были немалые! Лоуви принадлежала крупная сеть гостиниц, щупальца которой не только раскинулись по Бельгии, но проникли также в Голландию, Францию и Люксембург. В ближайшие годы он собирался, на пробу, открыть по одному отелю в Австрии, Германии и Швейцарии – его особенно привлекали горные регионы. Потому всякое появление Маеса на упомянутых мероприятиях неизменно привлекало особое внимание – он был действительно «крупной рыбой». Ведь на деле, если разобраться, именно авторы и их агенты, а вовсе не меценаты занимались здесь «рыбалкой».

При виде Лоуви одни «рыбаки» «закидывали удочку» сразу: подходили, заговаривали первыми, рассказывали о себе. Другие, напротив, тихонько «расставляли сети»: не желая вызвать раздражение, избегали прямого контакта, но всеми силами старались, чтобы завидный богач сам обратил на них внимание. Они громко декламировали свои тексты на краю поля его зрения или поворачивали к нему картины, даже если меценат стоял с бокалом в углу…

Конечно, Маес все это замечал. И напрасно кто-то боялся раздражения, ему было приятно. А дела шли настолько хорошо, что он не скупился. Последнее обстоятельство тоже весьма существенно отличало его. Лоуви вообще не был похож на других меценатов.

Как правило, богачи его уровня не приходили на такие ужины. Либо, заявившись, не проявляли к происходящему интереса, поскольку решительно ничего не знали и не хотели знать об искусстве, считая это занятие пустой тратой времени. Откровенно говоря, эти мероприятия были скорее задуманы для жен и дочерей сильных мира сего. Потому присутствие и самое деятельное участие Маеса было настолько редким и выдающимся случаем, что вскоре он стал едва ли не главной фигурой в салонах Брюсселя. Устроители, авторы и агенты ждали его появления, может быть, даже больше, чем визита мэра. Однажды вечер посетил министр культуры Бельгии, но и он привлек меньше внимания, чем Лоуви, который, подчеркнем, был завсегдатаем. Более того, сейчас ему не удалось бы пропускать эти ужины, ведь организаторы давно стали согласовывать с ним даты и время проведения мероприятий, подстраиваясь под его деловые и личные планы. Маес был только рад.

Так что, повторим, присутствие Лоуви никого не удивило, а вот появление писателя Ге́ена Ниманда оказалось настоящей неожиданностью, поскольку прежде на подобных сборищах он замечен не был. Впрочем, это внезапное и редчайшее событие вряд ли стало сенсацией, так как в лицо этого автора не знал почти никто.

Нельзя сказать, что он специально скрывался, но если имя Маеса постоянно мелькало в прессе, книгах и благодарственных письмах, то о Ниманде вяло вспоминали раз в несколько лет, а то и реже. Геен работал неспешно, удивительно совмещая исследовательскую литературную деятельность с написанием собственных произведений. Как правило, в его рассказах, помимо приключенческого сюжета, обязательно разгадывалась какая-то филологическая загадка или, напротив, ставилась проблема. Это было нетипично, однако имело довольно узкую аудиторию. Тем не менее некий круг почитателей автор все же снискал, хотя и среди них редкий человек узнал бы его на улице.