Гипотеза Дедала

В то же время попросту прекратить перечисления денежных средств автору Маес не решался. Точнее, будучи честным человеком, не мог. Но главное, он не терял надежду. Ведь предположение о том, что Ниманд в настоящий момент занят чем-то важным и именно из-за работы не выходит из дома, не посещает салоны, не ищет встречи с благодетелем, представлялось наиболее желательным объяснением происходящего. А отказаться от выплат значило бы предать этот прекрасный сценарий, перечеркнуть и лишить права быть воплощаемым в реальности прямо сейчас.

После еще нескольких месяцев бесплодных ожиданий и прогулок по парку Лоуви начал более активные поиски. Удивительно, но адрес Геена не знал никто. Меценату встречались люди, видевшие его недавно, завтракавшие с ним утром того же дня, и даже они не могли сказать, где он живет. Один из издателей Ниманда утверждал, что тот заходит к нему регулярно, и предложил передать записку. Лоуви мгновенно и с охотой согласился, а вот над содержанием депеши пришлось размышлять долго. Должна ли она быть исполнена возмущения? Нужно ли потребовать чего-то от подопечного или же сдержанно выразить недовольство? А может, стоит написать как ни в чем не бывало – судя по разговору с Клаусом, у них так заведено? В своей жизни он составил столько деловых бумаг и писем, но оказался в замешательстве… Меценат решил, что не нужно быть многословным, а потому начертал на бумаге лишь: «Милостивый государь, соблаговолите связаться со мной. Маес». Подумав еще немного, добавил: «P.S. Это срочно!» – после чего указал свой адрес.

Вновь последовали месяцы бесплодного ожидания, в ходе которых Лоуви воистину был близок к тому, чтобы снять наглеца с довольствия. И когда он уже почти решился, внезапно получил ответное и довольно обстоятельное послание. В письме Ниманд благодарил, извинялся, после чего сообщал, что пока не может встретиться, поскольку – и в этом, безусловно, главная заслуга принадлежит меценату – близок к тому, что поразит всех. Обратный адрес указан не был.

Депеша в высшей степени обрадовала Маеса. Геен будто почувствовал все то, что беспокоило благодетеля, и написал именно так, как нужно, ответив по каждому волновавшему пункту, не забыв ни единого! Что ж, видимо, и у него была прекрасная интуиция. Лоуви успокоился… но только на полгода. По истечении этого срока через уже проверенный канал – того самого издателя – он направил автору следующее, куда более многословное коммюнике, в котором все еще достаточно любезно, но настойчиво просил рассказать о проделанной работе, а также намекал на необходимость встречи. Через несколько месяцев пришел ответ. На этот раз кратким был Ниманд. Он писал, что если Маес и дальше будет его отвлекать, то ни один из них ничего путного не добьется. Меценат оказался в ловушке. Засыпа́ть Геена посланиями не имело смысла. Однако Лоуви решил во что бы то ни стало найти писателя и высказать ему все, что он думает о его выходках, хотя понимал, что главным мотивом была вовсе не жажда словесного возмездия, а неудержимое любопытство. Что же там сотворил этот странный, непонятный, неблагоразумный, какой-то «дикий» человек? И ведь Маес по праву причастен к этому неизвестному, но – он был убежден – наверняка прекрасному детищу! Почему же безжалостный автор до сих пор отлучает его?!.

Много месяцев, а может, даже лет минуло. Все это время меценат разыскивал Ниманда, обходя многочисленные литературные уголки города, задавая каждому встречному вопрос о том, не видели ли они писателя. От волнений и бесплодности усилий Лоуви постарел быстрее, чем до́лжно. Казалось, поиски будут продолжаться до бесконечности, но однажды тонкий женский голосок ответил ему: «Такое горе… Разве вы не слышали? Он умер…» – «Как?.. Когда?..» Маес был потрясен. Последовавшие слова дамы утонули в слезах. «И где же он сейчас?» – выдержав паузу, поинтересовался меценат, все еще не пришедший в себя. Вопрос содержал в себе некую двусмысленность, но женщина поняла его правильно. Не поднимая склонившейся над платком головы, она указала пальцем в сторону дома напротив.

Удивительно, Лоуви искал Геена годами, но стоило тому умереть, как писатель сразу оказался рядом. Причем его местонахождение стало до смешного очевидным – нетрудно было заметить жиденькую вереницу печальных мужчин и женщин в траурных одеждах, заходящих в один и тот же подъезд… Маес встроился в нее и проследовал до квартиры на четвертом этаже. Народа собралось много. «Сколько же людей на самом деле знают, где он живет… жил», – подумал Лоуви, но вслух ничего не сказал.