Гипотеза любви

— Если Аслан скоро уходит на пенсию, значит, она больше не подает заявки на гранты… это можно понять: она уйдет раньше, чем увидит результаты проектов… а это значит, что ваша лаборатория сейчас в деньгах не купается. — Том идеально все обобщил. — Ладно, расскажите мне о своем проекте. Что в нем крутого?

— Я… — начала Оливия. Она пыталась собраться с мыслями. — Ну, это… — Еще одна пауза. На этот раз дольше и до боли неловкая. — Эм…

Вот именно в этом и заключалась ее проблема. Оливия знала, что она — отличный ученый, что у нее была и самодисциплина, и критическое мышление, чтобы хорошо работать в лаборатории. К сожалению, успех в академических кругах также требовал умения продвигать свою работу, продавать ее незнакомым людям, представлять ее публично, и… это ей не нравилось и не было ее сильной стороной. Каждый раз она начинала паниковать, как будто ее судят и рассматривают, как препарат, под микроскопом, и ее способность порождать синтаксически связные предложения неизменно выходила из-под контроля.

Прямо как сейчас. Оливия почувствовала, как вспыхнули щеки и онемел язык, и…

— Что это за вопрос такой? — вмешался Адам.

Когда она взглянула на него, он, нахмурившись, смотрел на Тома, который просто пожал плечами.

— Что «крутого» в вашем проекте? — повторил Адам.

— Ну да. Крутого. Ты понимаешь, о чем я.

— Не думаю, и, вероятно, Оливия тоже не понимает.

Том фыркнул.

— Хорошо, что бы ты спросил?

Адам повернулся к Оливии. Его колено касалось ее бедра, и прикосновение сквозь джинсы показалось теплым и странно успокаивающим.

— На какие проблемы нацелен твой проект? Почему ты считаешь, что это важно? Какие пробелы в исследованиях он заполняет? Какие методы ты используешь? Какие трудности предвидишь?

Том хмыкнул.

— Ну да, конечно. Будем считать, что все эти длинные скучные вопросы заданы, Оливия.

Она бросила взгляд на Адама и увидела, что он смотрит на нее со спокойным, ободряющим выражением лица. То, как он сформулировал вопросы, помогло ей упорядочить мысли и понять, что у нее есть ответ на каждый из них, и это почти растопило ее панику. Явно не преднамеренно, но Адам оказал ей большую услугу.

Оливии вспомнился тот парень в туалете три года назад. «Я понятия не имею, потянете вы или нет, — сказал он ей. — Важно только, достаточно ли веские у вас причины для того, чтобы стремиться в академические круги». Он сказал, что причина у Оливии самая лучшая, и поэтому она сможет это сделать. Она должна была это сделать.

— Ладно, — снова начала она после глубокого вдоха, вспоминая все, что репетировала ночью с Малькольмом. — Дело вот в чем. Рак поджелудочной железы очень агрессивен и смертельно опасен. У него плохой прогноз, и только один из четырех больных остается в живых через год после постановки диагноза. — Как ей показалось, ее голос зазвучал менее хрипло и более уверенно. Хорошо. — Проблема в том, что его трудно обнаружить, мы можем диагностировать его, лишь когда становится уже слишком поздно. К этому моменту рак распространяется так широко, что большая часть методов лечения становится бесполезной. Но если бы диагностику можно было проводить на более ранних этапах…

— Люди могли бы получать лечение раньше и иметь более высокие шансы на выживание, — перебил Том, кивнув с некоторой долей нетерпения. — Да, я прекрасно это знаю. Но у нас уже есть способы диагностики. Например, метод диагностической визуализации.

Оливия не удивилась, что Том заговорил об этом: его лаборатория специализировалась на визуализации.

— Да, но это дорого, долго и зачастую бесполезно из-за расположения поджелудочной. Но… — Она сделала еще один глубокий вдох. — Я думаю, что нашла набор биомаркеров. Здесь не требуется биопсия тканей, это маркеры крови. Неинвазивные, их просто получить. Это дешево. У мышей они позволяют обнаружить рак поджелудочной уже на первой стадии.

Она помедлила. Том и Адам оба смотрели на нее. Том был явно заинтересован, а Адам выглядел… Немного странно, если честно. Может быть, она его впечатлила? Не, вряд ли.

— Ладно. Это звучит многообещающе. Каков следующий шаг?

— Собрать больше данных. Провести больше анализов на более современном оборудовании, чтобы доказать, что мой набор биомаркеров стоит клинических испытаний. Но для этого мне нужна лаборатория побольше.

— Понимаю. — Том кивнул с задумчивым выражением лица и откинулся на спинку стула. — Почему рак поджелудочной?

— Это одна из самых смертоносных болезней, и мы так мало знаем о том, как…

— Нет, — прервал ее Том. — Большинство аспирантов третьего года слишком заняты борьбой за центрифугу, чтобы придумать собственное направление исследований. Должна быть причина, по которой вы так мотивированы. У кого-то из ваших близких был рак?

Оливия проглотила ком в горле и неохотно ответила.

— Да.

— У кого?

— Том, — сказал Адам с предупреждающей ноткой в голосе. Его колено все еще упиралось ей в бедро. Оно было все такое же теплое. И все же Оливия почувствовала, как стынет кровь. Она очень, очень не хотела это произносить. Но не могла проигнорировать вопрос. Ей нужна была помощь Тома.

— У моей мамы.