Оливия моргнула. Потом моргнула еще раз. А потом еще несколько раз. У трибуны доктор Мосс все еще представляла Тома:
— …получил кандидатскую степень в Вандербильтском университете, после получил место в Гарварде, где впервые применил несколько методов визуализации… — но ее голос как будто доносился очень издалека. Возможно, потому, что Оливия не могла перестать думать о том, что предложила Ань, а это было просто…
— Ань, не думаю, что это хорошая идея, — еле слышно пробормотала Оливия, избегая смотреть в сторону Адама.
Ань посмотрела на нее.
— Почему? Ты занимаешь место, которого и так не хватает, вполне логично, если ты используешь Карлсена в качестве стула. Я бы так и сделала, но он твой парень, не мой.
На мгновение Оливия попыталась представить, что бы сделал Адам, если бы Ань захотела сесть ему на колени, и решила, что это закончилось бы убийством, хотя она не была уверена, кто кого стал бы убивать. Картинка в ее голове получилась настолько нелепой, что она чуть не захихикала вслух. Потом заметила, что Ань выжидающе смотрит на нее.
— Ань, я
— Почему?
—
— Тоже мне. Вспомни прошлый год, когда Джесс и Алекс целовались половину лекции об инструментах генного программирования.
— Я помню… и это было
— Не-а, не было. Малькольм вот клянется, что во время семинара тому высокому парню с факультета иммунологии дроч…
—
— Суть в том, что всем плевать. — Выражение лица Ань смягчилось, став умоляющим. — Вон та девушка локтем пробила мое правое легкое, у меня осталось воздуха секунд на тридцать. Пожалуйста, Оливия.
Оливия повернулась лицом к Адаму. Который, как и можно было предположить, смотрел на нее снизу вверх с этим своим бесстрастным выражением лица, которое Оливия не могла расшифровать. Вот только челюсти у него двигались, и она подумала, что это, наверное, все. Последняя капля. Тот самый момент, когда он откажется от их соглашения. Потому что миллионы долларов финансирования не могли стоить того, чтобы какая-то едва знакомая девушка сидела у него на коленях в самой переполненной комнате на свете.
«Все в порядке? — попробовала она спросить его взглядом. — Наверное, это немного чересчур. Это уже не просто здороваться друг с другом и пить вместе кофе».
Он коротко кивнул ей, а затем… Оливия или, по крайней мере, тело Оливии шагнуло к Адаму и осторожно уселось ему на бедро. Ее колени оказались зажаты между его раздвинутыми ногами. Это происходило на самом деле. Это уже случилось. Вот она, Оливия.
Сидит. На. Адаме.
Вот так. Ага,
Вот так теперь выглядит ее жизнь.
Она убьет Ань за это. Медленно. Вероятно, болезненно. Ее посадят в тюрьму за подругоубийство, и она совершенно не против.
— Извини, — прошептала она Адаму. Он был так высок, что ее губы оказались чуть ниже его уха. Она чувствовала его запах: древесный аромат шампуня, геля для душа и чего-то еще, темного, приятного и чистого. Все это казалось знакомым, и через несколько секунд Оливия поняла, что это потому, что они уже один раз находились так близко друг к другу. Это были воспоминания о Том Дне. О поцелуе. — Мне очень, очень жаль.
Он не сразу ответил. Стиснул зубы и перевел взгляд на экран с презентацией. Доктор Мосс уже ушла, Том говорил о диагностике рака, и в обычный день Оливия жадно бы ему внимала, но сейчас ей нужно было просто
А потом Адам слегка шевельнулся и сказал:
— Все в порядке.
Голос его звучал немного натянуто. Как будто на самом деле ничего в порядке не было.
— Я прошу прощения. Я понятия не имела, что она предложит это, и не могла придумать способ…
— Ш-ш-ш. — Его рука скользнула вокруг ее талии, ладонь легла на бедро. Этот жест должен был быть ей неприятен, но показался просто ободряющим. Его голос стал еще тише, когда он добавил: — Все хорошо. — Звук его слов отдавался у нее в ушах, глубокий и теплый. — Новый материал для моей жалобы по «девятому разделу».
— Боже, я правда извиняюсь…
— Оливия.
Она подняла взгляд, чтобы посмотреть ему в глаза, и удивилась, увидев, что он… не улыбается, нет, но что-то вроде того.
— Я шучу. Ты ничего не весишь. Я не против.
— Я…
— Ш-ш-ш. Просто слушай доклад. Том может потом задавать тебе вопросы.
Это было просто… Серьезно, вот это вот все — это было совершенно,