Гипотеза любви

Вероятно, с ее стороны было нечестно просить об этом, поскольку фальшивое свидание должно было состояться только завтра. Но в предыдущую среду они встретились всего на несколько коротких минут, а с вечера пятницы Оливия раз тридцать заставляла себя отложить телефон, чтобы не писать Адаму о том, что никак не могло его заинтересовать. Например, о том, что он был прав и проблема с иммуноблотом была в антителе. А в десять вечера в субботу она умирала от желания узнать, в университете ли он, и дважды написала и стерла сообщение: «Привет, что делаешь?» — на которое он бы, конечно, ни за что не ответил. И она была рада, что струсила и не переслала ему в итоге статью с советами о том, как защититься от солнца.

Вероятно, с ее стороны было нечестно просить об этом, и все же сегодня был знаменательный день, и ей хотелось это отпраздновать. С ним.

Адам задумчиво прикусил щеку.

— Это и вправду будет кофе или опять ромашковый чай?

— Зависит от того, будешь ли ты ворчать.

— Буду, если закажешь ту тыквенную штуку.

Она закатила глаза.

— У тебя нет вкуса.

Ее телефон пикнул напоминанием.

— О, надо только заехать на «Вируселлу». До кофе.

Между его бровями залегла вертикальная морщинка.

— Боюсь спрашивать, что это.

— «Вируселла», — повторила Оливия, хотя судя по тому, как углубилась морщинка, это явно не помогло. — Массовая вакцинация против гриппа для преподавателей, сотрудников и студентов. Бесплатная.

Адам скривился.

— Это называется «Вируселла»?

— Ага, как фестиваль. «Коачелла».

Адаму это название явно ничего не говорило.

— Тебе что, не приходит университетская рассылка обо всем этом? Они писали по меньшей мере пять раз.

— У меня отличный спам-фильтр.

Оливия нахмурилась.

— Стэнфордские письма он тоже блокирует? Так не должно быть. Может кончиться тем, что он отфильтрует важное сообщение от администрации и студентов, и…

Адам вскинул бровь.

— О нет. Только не это.

Не смейся. Не смейся. Не нужно ему знать, как он тебя веселит.

— Нам все равно надо сделать прививку.

— Я обойдусь.

— Уже привился?

— Нет.

— Я практически уверена, что это обязательно для всех.

Положение плеч Адама давало понять, что он далеко не «все».

— Я никогда не болею.

— Сомневаюсь.

— Не стоит.

— Эй, грипп намного серьезнее, чем тебе кажется.

— Все не настолько плохо.

— Плохо, особенно для таких, как ты.

— Как я?

— Ну, знаешь… людей определенного возраста.

Его губы дернулись, и он свернул на парковку кампуса.

— Очень смешно.

— Да ладно.

Она подалась вперед, чтобы потыкать его пальцем в бицепс. К этому моменту они уже так часто прикасались друг к другу. На людях, и наедине, и по-всякому. Это уже не казалось неловким. Это было приятно и естественно, так же как трогать Ань или Малькольма.

— Пойдем вместе, — попросила она.

Адам не отреагировал, собираясь припарковаться вдоль тротуара. Оливии понадобилось бы часа два, чтобы вписаться на это место.

— У меня нет времени.

— Ты только что согласился выпить кофе. У тебя не может не быть времени.

Адам припарковался меньше чем за минуту, сжал губы и ничего не ответил.

— Почему ты не хочешь прививаться? — Она посмотрела на него с подозрением. — Ты что, антиваксер какой-нибудь?

О, если бы взглядом можно было убить.

— Ладно. — Она прищурилась. — Тогда почему?

— Это не стоит таких хлопот.

Он что, нервничает? Он что, правда кусает губы?

— Это займет буквально десять минут. — Оливия потянула его за рукав рубашки. — Ты приходишь, они сканируют твой университетский бейдж. Делают тебе укол. — Она почувствовала, как напряглись его мышцы под кончиками ее пальцев, когда она произнесла последнее слово. — Проще простого, и самое приятное то, что ты не болеешь гриппом целый год. Совершенно… Ой. — Оливия прикрыла рот рукой.

— Что?

— О боже.

— Что?

— Ты что… О, Адам.

— Что?

— Ты что, боишься уколов?

Он замер. Сидел совершенно неподвижно. Он больше не дышал.

— Я не боюсь уколов.

— Это не страшно, — сказала она, изо всех сил стараясь его подбодрить.

— Я знаю, потому что я не…

— Это безопасно, ты можешь не бояться уколов.

— Не о страхе речь…

— Я понимаю, шприцы страшные.

— Они не…

— Бояться позволяется.

— Я не боюсь, — сказал он ей немного тверже, чем требовалось, а затем отвернулся, покашливая и потирая шею.

Оливия сжала губы, а затем сказала:

— А вот я когда-то боялась.

Он посмотрел на нее с любопытством, и она продолжила.

— В детстве. Моя… — Ей пришлось кашлянуть. — Маме приходилось крепко держать меня в объятиях всякий раз, когда мне делали укол, чтобы я не вырывалась. И она подкупала меня мороженым, но проблема была в том, что я хотела его немедленно после укола. — Она засмеялась. — Поэтому она покупала мороженое в вафле заранее, и к тому моменту, как я была готова его есть, оно таяло у нее в сумке и превращалось в кашу, и…

Вот блин. Она снова была готова расплакаться. Перед Адамом, опять.

— Кажется, она была прекрасной женщиной.

— Так и есть.

— И для полной ясности, я не боюсь шприцев, — повторил он. На этот раз теплым и добрым тоном. — Они просто кажутся мне… отвратительными.