Одна из поэм так понравилась тогдашнему главному комсомольцу Пастухову, что он приказал выдать Ивану по смешной государственной цене настоящую болгарскую дубленку и реальную ондатровую шапку — страшный по тем временам дефицит. Смешные времена… Кстати, почувствуйте разницу: Джудит Баффало за отличные деньги продал свое название «Алиса в Заоргазмье» одному популярному стрип-клубу, получил золотую карту, дающую право бесплатно заглядывать в трусики любой понравившейся танцовщице, а впридачу ему вручили набор из крокодиловой кожи для садо-мазохистских удовольствий. И мы еще с вами удивляемся, что творческая интеллигенция не поддержала советскую власть в девяносто первом!
6. Ал Пуг, Ген Сид и Пат Сэлендж
Некоторое время мчались молча. Пригороды остались позади, и теперь по сторонам шоссе тянулся лес и мелькали новенькие бензозаправки, яркие, свежие, точно полчаса назад набросанные Кандинским. Попадались дачные поселки. В одних, жалких, старых, состоящих из крошечных домиков, казалось, обитают нищие садово-огородные пигмеи. Другие же селенья, из богатых, высоких, просторных коттеджей под черепичной крышей, явно принадлежали совсем иной — рослой и благополучной расе.
— Еще далеко? — поинтересовался Кокотов.
— Не очень. А чем закончился ваш визит в «Вандерфогель»?
— Мне предложили сотрудничество. «Вливайся! — позвал Мотыгин. — Только у нас в подвале это сволочное время можно и пересидеть!» Да, я совсем забыл сказать: издательство располагалось в бомбоубежище. А в кабинет главного редактора вела толстая стальная дверь со специальным колесом для герметического задраивания. Раньше ведь во всех учреждениях, особенно в детских, были такие глубоченные подвалы на случай авианалета. Теперь же эти немереные площади (а их ведь тысячи) скупили по дешевке и сдают в аренду. Вот откуда у нас миллионеры, приглашающие в Россию Мадонну для того, чтобы за сумму, не вмещаемую обычным человеческим мозгом, она положила серебряную ложечку на первый зубик состоятельному младенцу…
— Это верно… — согласился Жарынин. — Миллионеры берутся из самых неожиданных мест. Мой друг детства — назовем его Василием…
— Василий уже был, — деликатно напомнил Кокотов.
— Не важно. Пусть он будет Геннадием. Итак, Геннадий в советские времена работал в райкоме партии и рассчитывал сделать хорошую карьеру. Но однажды его вызвал первый секретарь и буркнул, не поднимая головы от передовой «Правды»: «Есть мнение — назначить вас управляющим отраслевого банка!» — «За что!?» — только и смог вымолвить несчастный Геннадий. — «Что значит "за что"?! — взревел первый секретарь. — Партия вас направляет на ответственный участок работы! Идите и хорошенько подумайте!» Бедный Василий…
— Геннадий!
— Да, бедный Геннадий промаялся всю ночь, с дрожью вспоминая страшное слово «хорошенько» и горько оплакивая свою порушенную карьеру. У него даже мелькала сюрреалистическая мысль выйти из партии. Впрочем, понять моего друга можно. Ну что такое был в ту пору отраслевой банк? Три десятка толстозадых бухгалтерш с арифмометрами, при помощи которых они гоняли туда-сюда казенные рубли! Никакой перспективы, тем более что Геннадий был по образованию историк-международник и готовил себя к серьезной работе за рубежом! Да и зарплата в банке маленькая… Но дисциплина есть дисциплина. Утром он встал, побрился, выпил склянку валокордина и, строевым шагом войдя в кабинет первого, доложил, что счастлив выполнить любое задание партии! Полгода он тупо подписывал отчеты, поздравлял с днями рождения своих бухгалтерш, пил горькую и приучал далеко не юную секретаршу к импортному белью. А через полгода Горбачеву в его расписную голову пришла идея создать акционерные и частные банки…
Теперь у Гены личный самолет, вилла на Кипре, дом в Париже, дача на Рублевке, а жена звенит бриллиантами, как люстра в Большом театре. После девяносто первого, повинуясь странному порыву, он решил разыскать строгого первого секретаря, сославшего его в банк, и нашел — в полном ничтожестве: изгнанный отовсюду, старик страшно опустился и продавал матрешки в Измайлове. Тогда Геннадий из чувства благодарности, столь редкого в наше прагматическое время, взял его к себе в банк гардеробщиком. Всякий раз после того, как бывший грозный шеф поможет ему надеть кашемировое пальто, Гена дает старику стодолларовую купюру и говорит очень тихо, чтобы слышно было лишь им двоим: «Слава КПСС!»
Вот такая история!
— Замечательная история! — согласился Кокотов.
— А как вам концовка с первым секретарем, работающим гардеробщиком?
— Неожиданно. Прямо сейчас придумали?
— Верно! Прямо сейчас… — захохотал Жарынин и мутно глянул на Андрея Львовича. — У вас есть чутье! Это хорошо… На чем я прокололся?
— На матрешках. Грубовато. Может быть, вы и всю историю придумали?
— Нет, только концовку. История — чистейшая правда. Могу фамилию банкира назвать. Вы его наверняка знаете: