Гипсовый трубач, или конец фильма

— Вы, разумеется, помните, с чего началась битва?

— С поединка Пересвета с Челубеем, — вспомнил Кокотов.

— А кто победил?

— Никто. Оба упали замертво.

— Верно, — кивнул Огуревич с видом удовлетворенного педагога. — А теперь представьте себе, что кто-то из чародеев, которых, по свидетельству очевидцев, было при ставке Мамая во множестве, заранее вышел бы в мировое информационное пространство и выяснил, куда именно ударит копье Пересвета. А потом рассказал бы про это Челубею. И тот подложил бы под кольчугу в это место, допустим, железную пластину. В результате татарин выигрывает поединок. Это, конечно, сразу деморализует войско Дмитрия Донского. И битву, поскольку силы были примерно равны, он проигрывает вчистую. Вместо Рюриковичей на Руси воцаряются Чингизиды, ислам становится в Евразии правящей религией, и мировая история кардинально меняет свое направление. И все это из-за маленькой железной пластинки. Но ведь Мировой разум ничего такого не допустил…

— А как же он допустил, что сто двадцать стариков могут остаться без крова? Это разве не деформация тренда?! — возмутился Жарынин.

— Кто знает, кто знает… — вздохнул Аркадий Петрович. — Возможно, Мировой разум именно сейчас концентрирует в социуме негативные явления, чтобы мы наконец осознали абсурдность нынешнего жизнеустройства… — Говоря это, директор наливался значительностью, а щеки его становились все мускулистее. — Я вот что вам скажу…

— Лучше скажите, как вы договорились с Меделянским? — грубо перебил режиссер. — Он председатель фонда и был обязан запретить вам прикасаться к стариковским деньгам!

— Я его убедил.

— Меделянского? Это невозможно.

— Он проникся…

— Меделянский? Чушь!

— Ну хорошо… — Директор распустил щеки и потупился. — Часть средств я отдал ему на судебные расходы…

— Ага, значит, он судится в Брюсселе на стариковские деньги?

— Да… Но Эдгар Никитич обещал в случае победы двадцать процентов всех доходов от Змеюрика перечислять в фонд «Сострадание». А это — гигантские деньги!

— И вы поверили?

— А что мне оставалось делать? — окончательно сник Огуревич. — Мы с ним и договор подписали…

— Сколько он уже судится?

— Лет пять…

— М-да… Прав был старый ворчун Сен-Жон Перс, когда говорил: суд — это такое место, где у закона можно купить столько справедливости, на сколько тебе хватит денег!

— Он и в самом деле так говорил? — встрепенулся растратчик.

— Разумеется. В «Анабазисе».

— Надо будет почитать.

— Я вам привезу книжку. И когда же заканчивается тяжба?

— Буквально на днях. Я получил от Меделянского оптимистичный емейл. Если он выиграет, мы спасены!

— А если не выиграет?

— Тогда вся надежда на вас…

Некоторое время сидели молча и для осмысления ситуации снова выпили — каждый по-своему.

— А кто такой Ибрагимбыков? — морщась от лимона, спросил Жарынин.

— Понимаете, мне нечем было кормить стариков… И я… Сдал в аренду под застройку на 49 лет два гектара за прудами…

— Кому?

— Одному банку. Им очень понравилось место… К тому же рядом поселок Трансгаза. На эти деньги я продержался год…

— Но ведь вы же знали, что территория «Ипокренина» — исторический заповедник и ничего строить им тут никогда не разрешат.

— Знал, конечно. Я думал, пока они сообразят, я перекручусь и верну деньги.

— Вернул?

— Вернул. С неустойкой.

— У кого для этого занял?

— У Ибрагимбыкова.

— Откуда он взялся? Кто такой?

— Сам пришел. Он хотел арендовать наши пруды для разведения зеркальных карпов. Мы разговорились… Я был в отчаянье…

— Значит, он появился именно в тот момент, когда вы были в отчаянье?

— Именно.

— И вы, конечно, подумали, что его к вам на выручку прислал Мировой разум?

— В некоторой степени… — уныло сознался Огуревич. — Но пруды карпам не подошли, там же минеральная вода. И тогда он предложил мне кредит, чтобы я мог вернуть долг банку.

— Подо что?

— Под акции.

— Какие еще акции?

— Он посоветовал акционировать «Ипокренино». Ведь старички передали в фонд свои квартиры, и по закону…

— И вы акционировались?

— Да…

— А старички передали вам акции в доверительное управление? — страшным голосом спросил Жарынин.

— Совершенно верно.

— И вы расплатились акциями с Ибрагимбыковым?

— Да… Но он мне гарантировал…

— Сколько процентов вы ему отдали?

— Видите ли…

— Сколько?

— Контрольный пакет… — обреченно ответил Огуревич.

— Что ж эта сволочь, Мировой разум, вам даже не шепнул, что Ибрагимбыков — бандит и с ним вообще нельзя связываться?

— Не шепнул… — мертвым голосом отозвался директор, закрыл лицо руками и набряк в одиночку.

Соавторы дождались, когда он отнимет ладони от лица, которое оказалось уже совсем пьяным.

— И что теперь?

— Теперь, через суд, он требует признать «Ипокренино» его собственностью.

— А вы?

— А мы подали встречный иск…

— Предварительные слушанья были?

— Были.

— Ну и что?

— Ничего хорошего.

— В инстанции писали?

— Конечно. Даже президенту.

— Ну и что?

— Ничего. Ответили, что такие вопросы решаются через суд. У нас правовое государство.

— И когда же суд?

— Скоро.

— Не ходите. Заседание отложат. А я пока что-нибудь соображу…

— Уже два раза не ходили. Если не придем в третий — будут решать без нас…

— Какие еще возможны варианты?