Гипсовый трубач, или конец фильма

— Да вот я, понимаете, об Оскаре подумал. Эти же дебильные америкосы знают только Ивана Грозного, Григория Распутина, Троцкого и Сталина… Больше никого!

— Это невозможно. Мой «Гипсовый трубач»…

— Не волнуйтесь, при Сталине тоже были гипсовые трубачи.

— А хиппи? — ехидно поинтересовался Кокотов.

— Хиппи не было. Зато были троцкисты. Тая из подпольной молодежной троцкистской организации. Кирова они уже убили. Теперь хотят убить Сталина. Вы, кажется, что-то писали про Сталина?

— Я? Вы ошибаетесь… — соврал Андрей Львович.

— Вы же сами мне рассказывали!

— Я говорил, что у меня был такой проект, но он не состоялся…

— Старик Сен-Жон Перс сказал: когда я слышу слова «проект» и «формат», мне хочется достать мой семизарядный кольт! А мне хочется… — Но «Полет валькирий» не дал режиссеру закончить мысль: — Региночка?…Да, устроился!..Хочешь посмотреть? Заходи после ужина!..Конечно, жду! Жду, как обнадеженный девственник! — Захлопнув черепаховую крышечку, Жарынин повернулся к соавтору и произнес серьезным, даже строгим тоном: — Сейчас ужинаем. Потом отдыхаем. Не забудьте: в 22.15 передача про «Ипокренино». Не проспите!

— Не просплю… — уныло пообещал Кокотов.

29. Поцелуй черного дракона

После ужина, который, подобно обеду, напоминал второе отделение жарынинского триумфа, Кокотов вернулся в номер. Лежа одетым поверх одеяла и разглядывая большой палец левой ноги, прорвавший носок, он перебирал в памяти так внезапно сочиненный ими сюжет, находя его дерзким и увлекательным. Единственное, что очень беспокоило писателя, это внезапная идея перенести события в сталинские времена, которые он не любил. И на то у него имелась весьма болезненная причина.

Отвечая Жарынину, писатель, конечно, соврал, но соврал лишь наполовину. Проект действительно закрылся, причем, закрылся скандально, однако кое-что сочинить о Сталине Андрей Львович все-таки успел. Дело было так. Страдая от безнадежного безденежья, он прочитал как-то в «МК», что знаменитый фонд Сэроса объявил конкурс на лучшее произведение для детей и юношества, в котором «в живой, доходчивой форме раскрывалась бы антигуманная сущность советского строя, а также рассказывалось бы о самоотверженной борьбе демократических сил против ГУЛАГа». Обозначенная сумма вознаграждения вдохновляла. Впрочем, для начала соискателям предлагалось представить в фонд лаконичную заявку с изложением идейно художественного замысла и фабулы будущего сочинения. В случае одобрения автор получал довольно приличный грант, как говорится, под чернильницу.

Кокотов загорелся и вскоре отправил в фонд краткое содержание, или, говоря точнее, синопсис, который очень понравился, и Андрея Львовича немедленно пригласили для заключения договора. В дорогом, оформленном в стиле «хай-тек» офисе, выходящем окнами на Кремль, его приняла немолодая грант-дама, жилистая, прокуренная, похожая на бывшую балерину, перешедшую на профсоюзную работу. Особенно «сэросихе» понравилось, что Кокотов предложил не какой-нибудь там новодел, а самый настоящий разоблачительный сиквел культовой советской повести «Тимур и его команда». Как известно, знаменитое сочинение Аркадия Гайдара, которое раньше изучали в школе, заканчивается тем, что, победив банду разорителя дачных садов и огородов Мишки Квакина, Тимур вместе со всей командой шагает по дачной улице, провожая в действующую армию своего дядю, майора-танкиста Георгия Гараева.

«…Они вышли на улицу. Ольга играла на аккордеоне. Потом ударили склянки, жестянки, бутылки, палки — это вырвался вперед самодеятельный оркестр, и грянула песня.

Летчики-пилоты! Бомбы-пулеметы!
Вот и улетели в дальний путь.
Вы когда вернетесь?
Мы не знаем, скоро ли,
Только возвращайтесь… хоть когда-нибудь…

Они шли по зеленым улицам, обрастая все новыми и новыми провожающими. Сначала посторонние люди не понимали: почему шум, гром, визг? О чем и к чему песня?

Но разобравшись, они улыбались и кто про себя, а кто и вслух желали Георгию счастливого пути…»

Однако никто даже не догадывался, даже помыслить не мог, о чем на самом деле дядя и племянник говорили в ночь перед отправкой. А говорили они об очень важных вещах. Георгий, не ведая, вернется ли с войны живым, решил открыть Тимуру страшную семейную тайну.

— Запомни, мой мальчик, ты не внук казанского старьевщика. Нет! Мы никакие не Гараевы, мы Гиреевы!

— Не может быть!

— Да, да, мы прямые потомки владык Крыма ханов Гиреев, из ветви Чабан-Гиреев, чей славный род после присоединения полуострова к России верой и правдой служил Белому Царю. После революции, лишившись всего, нам пришлось, чтобы уцелеть, скрыть происхождение и даже слегка изменить фамилию. И ты родился уже Гараевым. Но мы дали тебе имя великого воина Тимура! Пойми, мы — соль Великой империи! Если удастся вернуть трон Романовым, мы вернем наши земли, наши имения, наше положение, снова станем аристократией…