Гири

– ...Поэтому мы связались с нашими в Париже, чтобы они ее ждали в аэропорту имени Шарля де Голля. Она приземлилась по расписанию, быстро прошла таможню и на частной машине отправилась в город.

Спарроухоук стал массажировать усталые глаза.

– Хорошо, Дитер... Очень хорошо.

– Да... Она остановилась в отеле «Ришелье», что в самом начале Елисейских полей. Номер на последнем этаже.

– Ты молчишь об обыске. Значит, вам не удалось проникнуть к ней в апартаменты?

– Да, вы абсолютно правы. Нам не удалось. Она не выходила из номера до вчерашнего дня, а потом довольно быстро вернулась. У нас просто не было времени.

– Не выходила из номера до вчерашнего дня? Что это значит?

– То и значит, что не выходила. Заболела. Мы это проверили.

Спарроухоук убрал ладонь с лица.

– Заболела?

– Да. Все время сидела у себя в номере. Даже в коридор ни разу не выходила. Две ночи и один целый день просидела взаперти. Она никуда не отлучалась и мы не могли ошмонать ее покои. К ней вызывали гостиничного врача. Наш информатор узнал от него, что у нее простуда. Вчера она в первый раз вышла на воздух. Пошла за покупками на улицу Фобурга Сент-Оноре. Сначала посетила лавку Ива Сент-Лорена, а потом прошлась и по другим.

– Наблюдение за ней осуществлялось с самой первой минуты ее пребывания в Париже?

– Так точно. Наши люди круглосуточно дежурили в вестибюле отеля и на черном ходе. Нам известно все, чем она занимается в отеле.

– В самом деле? И чем же мисс Асама занимается?

– Делами. Правда, никуда не звонит. Пишет письма.

Спарроухоук наклонился к самому микрофону.

– А... кому адресованы эти послания?

– Не могу сказать. Они надиктовываются и печатаются в ее номере. Она не доверяет почтальонам и отправляет их сама. Вчера, когда выходила за покупками, о чем я уже рассказывал, как раз отправила несколько конвертов. Мы заметили у нее в руках секретарский блокнот...

Спарроухоук с силой обрушил раскрытую ладонь на поверхность стола.

– Черт возьми! Или она очень аккуратная деловая женщина и очень осторожная или... Или она засекла за собой слежку. Одно из двух. А ты абсолютно уверен, что она не покидала за эти два дня Париж?

– Абсолютно уверен, сэр. Не покидала. Она и до сих пор в Париже. Теперь уже выходит в люди. Ведет дела, встречается с алмазными дилерами, резчиками камней и людьми, у которых она собирается кое-что выкупить в частном порядке. Нам известно, что сегодня ее больше всего занимает ожерелье под названием «Лагримас Неграс», что в переводе означает «Черные слезы». Сделано из черных бриллиантов в Бразилии и в настоящее время принадлежит одной итальянской графине, которая утверждает, что это был последний подарок Гитлера Еве Браун.

Робби перебросил эспандер в другую руку.

– Что-то наша леди уж больно быстро оправилась от болезни.

Спарроухоук взглянул на него усталым взглядом своих красных от бессонницы глаз. Он прошептал:

– Да, мне это тоже показалось странным. Я не собираюсь верить этой сказке про простуду. Так же, как я не собираюсь верить сказке о том, что Дориан Реймонд, – которого никогда нельзя было заподозрить в суицидных наклонностях, – вдруг вбил себе в башку мысль о том, что неплохо было бы выброситься из окна своей квартиры на десятом этаже. Боже, голова кружится от всего этого бреда, который обрушился на нас за последние дни. Ни черта не понять!

Он сказал в микрофон:

– Ты уверен, что выйдя в первый раз из отеля, она направилась сразу же прямиком в лавку Сент-Лорена?

– Ага. Нас было двое в машине, которая следовала за ней по пятам. Мы оба ее видели. Та же белая меховая шубка, та же гротескная шляпка, поля которой закрывали почти все ее лицо, темные очки и шарф через нижнюю половину лица. Закуталась мощно, но я подумал, что она просто боится подхватить осложнение после болезни.

Робби подбросил эспандер в воздух и ловко поймал его. Подбросил снова. Он явно забавлялся этим.

– В такой маскировке кого угодно можно принять за мисс Асаму, хоть крокодила.

Спарроухоук раздраженно что-то буркнул. Он был не в настроении для шуток. Нельзя позволить себе быть легкомысленным, когда такая опасность угрожает жизни. Спарроухоук устремил на Робби уничтожающий взгляд и уже вновь хотел было вернуться к микрофону, как вдруг вздрогнул всем телом и вновь резко повернулся к Робби.

– Что ты сказал?

– Я-то? – послышался из колонки голос с немецким акцентом, удаленный от этого кабинета на три тысячи пятьдесят миль. – Я сейчас молчал...

– Нет, ты, Робби! Робби, что ты только что сказал?

– Прошу прощения, майор. Я просто неудачно пошутил. Больше не буду, честное слово.

– Не извиняйся, черт тебя возьми! Повтори свои слова!

Робби пожал плечами.

– Ну, я сказал... «В такой маскировке кого угодно можно принять за мисс Асаму, хоть крокодила». Просто, когда Дитер описал ее внешний вид, мне вдруг вспомнился Одинокий Странник...

Спарроухоук откинулся вдруг на спинку своего стула, хлопнул себя изо всех сил по ляжкам и расхохотался. Горько.