Гири

– Я говорю об этом с большой неохотой, мой мальчик. Ты помнишь, что я обещал не требовать от тебя выполнения грязной работы без крайней необходимости. Я очень не хотел, чтобы ты пачкал в этом дерьме руки. Хватит с тебя Вьетнама. Но... К сожалению, сейчас именно случай крайней необходимости. Могу поклясться, что именно мисс Асама, – или как ее там по-настоящему, – сидела в той машине в тот памятный вечер шесть лет назад, которая подъезжала к вилле господина Чихары, когда там были мы. Ее-то старик и предупредил, а нам навесил на уши лапшу. Впрочем, я уже тогда ему не поверил... Ей потребовалось шесть лет, чтобы добраться до нас, но я уверен, что месть свою разрабатывала юная леди, начиная с того самого вечера.

– Мы не станем передавать ее Гран Сассо?

– Дорогой мой мальчик, рассудок Поля Молиза-старшего в связи с трагической кончиной его единственного сына несколько помутился. Старика уже никак нельзя назвать здравомыслящим человеком. Вся его жизнь сейчас – это чередование двух видов настроения: глубокой скорби и жажды крови. Ты вспомни, как быстро расправились с Пангалосом и Кворрелсом. Таков, мой мальчик, эмоциональный климат, который окружает сегодня макаронников. К ним стало опасно приближаться. Они реагируют неадекватно.

Англичанин сделал паузу, чтобы закурить турецкую сигарету.

– Если мы передадим Мишель Асаму в руки итальяшек и ей удастся переговорить с ними... Вред от этого разговора будет только двум людям, поверь мне. Тебе и мне. Ведь в итоге мы окажемся ответственными за то, что стряслось с Полем-младшим.

Поль-старший, – в том состоянии, в котором он сейчас пребывает, – будет способен вывести только такое заключение, не сомневайся. То же и с Гран Сассо. И с Альфонсом Родственничком. А когда макаронники еще узнают о том, что у мисс Асамы в тылах влиятельные японские джентльмены... Я не удивлюсь, если итальяшки наложат в штаны и посчитают за должное не связываться с японцами. И вот тогда все шишки полетят на наши головы. Другими словами, если мы передадим мисс Асаму в руки Гран Сассо, все это может закончиться тем, что нас постигнет та же участь, что грека и еврея.

Он сделал глубокую затяжку, выдохнул дым и добавил:

– Нет, друг мой, во всех отношениях будет лучше, если о мисс Асаме позаботимся мы сами. Вот видишь, уже стихами заговорил.

Робби вспомнил о своем черном резиновом эспандере и сжал его в правом кулаке.

– Когда мне отправляться в Париж?

– Немедленно.

Спарроухоук поднялся из-за стола.

– Тебе потребуется некоторое прикрытие. Я приготовлю кое-какие документы, которые ты повезешь в агентство Дитера в Париж. Официально ты поедешь в курьерскую командировку по делам «Менеджмент Системс Консалтантс», что ты неоднократно делал и раньше. Будь внимателен. Как только покончишь с дражайшей Мишель Асамой, не забудь занести эти бумажки Дитеру. Это твое алиби. Пусть все выглядит так, как будто эти документы для его агентства – твоя единственная цель для поездки в Париж. Кстати, не хотел бы ты остаться там на пару – тройку деньков? Устроить себе небольшой отпуск?

Робби отрицательно покачал головой.

– Спасибо, майор, но нет. Мне нужно быстро возвращаться обратно. Скоро мне предстоит провести два боя, а после этого я полностью сконцентрируюсь на подготовке к турниру на приз суибина, который пройдет в Париже в январе. Вот тогда-то я и устрою себе отпуск. После победы.

– Как тебе угодно, парень. Кстати, как насчет Деккера? Может он тоже интересуется этими соревнованиями? Я слышал, что суибин – это очень престижный турнир мирового уровня. Неужели он и здесь останется в стороне и не примет твоего молчаливого вызова?

Робби фыркнул.

– Во-первых, никакого вызова я ему не посылаю. Зачем? Я уже два раза показал ему, на что способен. Что же касается самого турнира, то он, естественно, не поедет. В штаны наложит.

– Жаль. Я бы очень хотел посмотреть на то, как этот самоуверенный полицейский получает от тебя плюху за плюхой. Ну, ладно, с тобой мы обо всем договорились. И будь осторожен, Робби! Помни о том, что она уже убила троих не самых слабых людей из нашего окружения. Голыми руками. Свою легкомысленность и самоуверенность лучше оставить в Нью-Йорке.

«Господи! До чего дошли! Бабы боимся! – подумал про себя Спарроухоук. – Впрочем... Мишель Асама необыкновенная женщина».

Робби опять стал перебрасывать эспандер из руки в руку.

– Меня никак нельзя назвать легкомысленным и самоуверенным, майор. Да, я уверен в себе, но это не слепит мне глаза. Я знаю себе цену и меня трудно чем-либо удивить. Словом, считайте, что мисс Асамы уже нет.

* * *

В Париже пробило семь часов вечера.

Усталая и задумчивая Мичи вышла на балкон в своем гостиничном номере и потянулась. Ее взгляд скользнул по двору, по крышам невысоких домов и устремился к Эйфелевой башне.