Гирта. Фантастический роман (СИ)

Выглянувшее из рассветной дымки, уже начинающее припекать утреннее солнце поднималось над крышами домов на проспекте. Било в окна, пронизывало тонкие тюлевые занавески, заливало длинный, от края до края здания, проходной коридор своим жарким светом, нагревало воздух, наполняло все вокруг восторженным и легким ощущением горячей летней духоты, слепящими глаза, веселыми бликами отражалось в натертых дверных ручках, начищенных кранах газовых рожков и нарядных, блестящих свежей латунью табличках с инициалами руководителей, названиями отделов и номерами кабинетов.

- Ремонт у нас тут недавно сделали - похвастался лейтенант, заметив с каким интересом оглядывается по сторонам детектив.

- Ага. Бухгалтерия - зевнув, бессмысленно уставился перед собой, машинально ответил Вертура, прочел вслух на одной из распахнутых настежь дверей, заглянул в помещение, в большой зал с высоким потолком, тесно заставленный шкафами с папками, столами-бюро и стоящими перед ними деревянными креслами. За столами уже работали расчетчики, перекладывали папки, окунали перья в чернильницы. Быстро и звонко цокала клавишами пишущая машинка. На подоконнике одного из окон стоял горшок с комнатным цветком. За стеклам, через кроны деревьев в саду светлело чистое, глубокое, пронзительно-синее небо.

С южного торца здания, у реки, там где над вторым этажом здания квадратной башенкой был надстроен еще и третий, проход перегораживала массивная и высокая, крашеная свежей белой краской дверь с двумя латунными табличками: 'Служебное помещение' и 'отдел Нераскрытых Дел', тот самый, в котором служили лейтенант Турко и Фанкиль, и к которому теперь был приписан и детектив.

Именно к этой двери позавчера вечером привел Вертуру его попутчик, шериф Гассе, что доставил его на своем дилижансе до Гирты, сопровождая из Ронтолы какой-то важный груз, о содержании которого детективу знать не следовало. Тогда еще Вертура очень хорошо запомнил брошенные ему как будто невзначай слова напутствия, что если понадобится, его при любых обстоятельствах вывезут из Гирты, главное оставить на почтамте в ящике до востребования кодовое слово, из чего детектив еще раз заключил, что его попутчик на деле и есть самый настоящий шпион и королевский агент.

Дверь отдела была не заперта. Фанкиль открыл ее, и полицейские вошли в просторный светлый зал с окнами на три стороны: на плац, в сад и с торца здания на реку. У стен между окон расположились шкафы с бумагами и оборудованием, между ними стояли столы и массивные, необычайно тяжелые и крепкие стулья. Посреди зала стоял старый диван, тот самый, на котором вчера спал детектив и который Фанкиль запретил раскладывать, сказав, что он сломан. У двери имелась деревянная, сколоченная как будто прямо тут без всякой потуги на плотницкое мастерство перекладина с крючками и кучей беспорядочно накиданных поверх нее пахнущих лесом и костром пледов, курток и плащей, а напротив нее, между лестницей и залом, стояла массивная, квадратная, с матовой стеклянной заслонкой печь. При всем великолепии недавно отремонтированного коридора снаружи, за дверью, стены были поклеены старыми, местами отвалившимися обоями, краска с рам окон и дверей облупилась, а пол весь покрыт ссадинами от ударов подкованных сапог и характерными следами многократно передвигаемой мебели. Но не этот контраст больше всего поразил Вертуру. Взгляд детектива привлекла огромная и темная, почти от пола до потолка, так не сочетающееся с общей обшарпанной казенной обстановкой, висящая между окон на стене на другом конце зала, прямо напротив входной двери, картина с темным шпилем собора Последних Дней, того самого, который полицейский рассматривал вчера утром с моста, пронизывающим пурпурное в вышине, но охваченное заревом пожарища понизу, небо и бело-рыжими хвостатыми звездами, стремительно летящими вниз и наискосок, под крутым углом, к темным, сумрачным кварталам и крышам ночной Гирты. Что-то зловещее и захватывающее одновременно было в этом старом и темном, искусно выполненным неизвестным мастером изображении, и, увидев эту картину позавчера вечером в первый раз, не сумев толком рассмотреть ее в тусклом калильном свете газовых рожков, Вертура как будто даже испугался, подумал, откуда такая может быть и зачем вообще она здесь.

Но если тогда было уже темно и поздно, то сейчас, в ярком свете радостного летнего солнца, уверенно прогнавшего таинственные чары ночной Гирты, ему внезапно подумалось, что скорее всего тогда он просто был устал, возбужден с дальней дороги и от этого мнителен, что все это глупо, а картина это просто старая картина, которую кто-то принес за ненадобностью из дома, чтобы не занимала лишнего места, повесил здесь и ничего такого необычного в ней нет.