Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера

В эту минуту вошел посыльный и протянул мне отпечаток и фотопластинку. Дело в том, что еще раньше я тайком установил фотокамеру в подходящем месте и снял Гитлера. Я объяснил ему это и добавил, что дал своему помощнику указание сразу же проявить пластинку.

Гитлер вопросительно посмотрел сначала на отпечаток, потом на меня.

Я поднял пластинку к свету.

– Да, верно, это негатив. Взгляните сами, – сказал я.

– Недодержанный, – сказал Гитлер.

– Но достаточно хороший, чтобы вышел отличный отпечаток, то есть… был достаточно хорош…

С этими словами я разбил пластинку о край стола. Гитлер изумленно посмотрел на меня.

– Уговор дороже денег, – заверил я его. – И пока вы сами меня не попросите, я вас фотографировать не буду.

– Герр Гофман, вы мне нравитесь! Могу я к вам заглядывать почаще?

В его голосе звучала неподдельная искренность, и я от души ответил, что мои двери всегда для него открыты. Гитлер сдержал слово и с того дня стал частым гостем в нашем доме.

Мы с женой сразу же ощутили личную притягательность этого человека и абсолютную искренность его убеждений. Для меня с моим легкомыслием большее значение имела сама его личность, его обаятельные манеры, скромная наружность, привычка наслаждаться непритязательными удовольствиями и, быть может, больше всего его страстная преданность искусству и понимание его, в то время как моя более серьезная жена загорелась его политическими теориями и планами и очень скоро превратилась в горячего сторонника партии.

В 20-х годах важную роль в повседневной жизни Адольфа Гитлера играли кофейни – вероятно, эту привычку он приобрел во время долгого пребывания в Вене, где все вращается вокруг кафе.

В Мюнхене у него было три любимых заведения: кафе «Вайханд» неподалеку от Народного театра, чайная «Карлтон» на Бриннерштрассе, место встреч элиты, и кафе «Хек» на Галериенштрассе, облюбованное известными людьми из художественного мира.

Больше всего он любил ходить в кафе «Хек», устраивался там в уединенном уголке длинного, узкого зала (за ним был закреплен постоянный столик), откуда мог видеть все кафе, оставаясь в полной безопасности, поскольку за спиной у него никого не было.

Здесь он наслаждался артистической атмосферой. Он хотел стать художником, но пожертвовал этим стремлением ради своего предназначения, в котором был убежден, как и в том, что, если только он сумеет претворить в жизнь свои политические планы, они принесут спасение его стране; и ради этого ни одна жертва не казалась ему слишком большой. Поэтому кафе было для него оазисом, местом блаженного отдыха, где он на краткий миг скрывался от политических волнений. В личных отношениях с людьми он был довольно одинок, а потому с удовольствием откликался на частые приглашения посетить наш скромный, но вместе с тем очень уютный дом, где я собрал неплохую коллекцию картин, многие из которых подарили мне друзья-художники, где царила беззаботная богемная атмосфера и часто бывали гости из художественных кругов.

В те первые, ранние годы нашей дружбы с Гитлером моя жена, хоть и была горячей сторонницей его партийной политики, все же обижалась на меня, что я втягиваю его в нашу личную жизнь. Наша дочь взрослела, приближаясь к школьному возрасту, а наш сын Генрих, родившийся в 1916 году, быстро рос и вскоре должен был вступить в те лета, когда постоянное присутствие отца и общение с ним могло сыграть решающую роль в формировании его характера. Но я думаю, что ее раздражал не сам факт присутствия Гитлера в нашей личной жизни, а его совершенная нелогичность. Если б я был фанатичным приверженцем партии, она вполне бы меня поняла; но она чувствовала, что я разрушаю наш домашний уклад и, возможно, ставлю под угрозу собственную карьеру только ради того, чтобы потакать своему капризу и предаваться приятному общению с очередной родственной душой, которых, знает бог, уже было достаточно в числе наших друзей.

Что до меня, то я все это сознавал, хотя меня непреодолимо влекло к моему другу. Я знал, что он питает ко мне искренние чувства, и понимал, как он одинок и как важна была для него эта дружба, этот шанс оказаться в совершенно иной обстановке.

Мы собрали вокруг себя широкий круг друзей: художников, музыкантов, писателей, актеров, и они по-прежнему составляли центр нашего общения. Мы свободно давали – и посещали – приемы, но не в атмосфере показного расточительства, а беззаботного товарищества.

В 1923 году Гитлер стал очень активен. Каждый день росло число его приверженцев, политическое движение Гитлера начали принимать всерьез и бояться его.

Одной из самых выдающихся фигур в кругу его повседневного общения был капитан Рём, знавший Гитлера еще в бытность его офицером «политического просвещения», и фамильярно обращавшийся к нему на «ты». Как только вы привыкали и переставали обращать внимание на зловещие шрамы, обезображивавшие его лицо, – последствия полученного на войне тяжелого ранения, – Рём оказывался приятным и интересным собеседником.