Через месяц государственный секретарь Ватикана Эудженио Пачелли подписал конкордат с вице-канцлером Германии Францем фон Папеном. По-фаустовски коварная сделка устраняла католическую церковь от участия в политике страны и обсуждения вопросов социальной справедливости. В соответствии с принципом строгого отделения церкви от государства на откуп Ватикану были отданы все духовные, неполитические темы[504].
Не прошло и года, как фон Папен, обаятельный немецкий аристократ-католик, не обремененный моральным компасом, стал послом Германии в Австрии. Его задачей была обработка австрийских нацистов, с тем чтобы они свергли свое правительство. Дипломатические умения Эудженио Пачелли (1876–1958) были вознаграждены еще в его земной жизни. Через пять лет он был избран папой Пием XII.
Адольф Гитлер хорошо понимал разочарование, страхи и мечты низших слоев общества. На улицах Вены, в бесплатных столовых, в убежищах для бездомных его окружали отверженные. Они сопровождали его в окопах Первой мировой войны и в тяжелые времена поражения. Он был не понаслышке знаком с переживаниями и тревогами, с душевными волнениями тех, кто оказался на обочине жизни. Пойдя в политику, он без обиняков заговорил о том, о чем многие не смели и думать. И они вознаградили Гитлера, сделав его самым могущественным человеком, наверное, самой культурной, грамотной и образованной страны на Земле.
Американская журналистка Дороти Томпсон взяла интервью у Гитлера и назвала его «гением агитации»[505]. Она писала: «Это настоящий Златоуст среди демагогов. Если не вникать в то, что он говорит сегодня, и назавтра прочесть сухой газетный отчет, мы поймем, что говорил он в основном сущую ерунду»[506].
Она предупреждала читателей: «Вы должны понимать, кто его слушатели: это маленькие люди, придавленные ощущением собственной ничтожности… Патриотизм – дешевейший способ самовозвышения. Человек кругом в долгах, в жизни его сплошные неудачи – не важно, утверждает Гитлер, ведь он принадлежит к РАСЕ… “Все, что не раса, – мусор!” – одно из его излюбленных восклицаний. Он говорит: “Немцы – высшая раса, и им судьбой предначертано завоевать весь мир”»[507]. Себя Гитлер выставлял сильным голосом тех, кто его не имеет. Сторонники любили его за то, что он верно оценивал чувства, которые они держали в себе, за то, что он, казалось, любит, уважает и защищает их.
А еще Гитлер как по волшебству притягивал к себе многих аристократов. Живший в эмиграции германский император Вильгельм II и три его сына видели в нем союзника в возвращении их на трон[508]. Кронпринц Вильгельм принимал Гитлера у себя дома, а в 1930 г. его младшие братья, принцы Август-Вильгельм и Оскар, не таясь вступили в партию нацистов[509]. Принц Август представлял Гитлера восторженным толпам, а за закрытыми дверями знакомил с ним состоятельных монархистов[510]. Треть представителей родовой знати Германии стали членами нацистской партии. Остальные оказывали молчаливую поддержку.
Но, к крайней досаде и раздражению Гитлера, эмигрант Отто Габсбург и братья Гогенберги в Австрии открыто высказывались против него, проклинали его партию, принижая и развенчивая махровый расизм, который он так рвался узаконить.
Эрцгерцог Франц-Фердинанд четверть века дожидался очереди, чтобы стать императором, и умер, не достигнув цели. Гитлер ждал 599 дней. Германия упала прямо в его нетерпеливо протянутые руки, когда в августе 1934 г. скончался президент Пауль фон Гинденбург.
Экономические неурядицы и сильнейший страх коммунистических революций закончился тем, что в Португалии, Испании, Польше, Греции и Румынии установились диктатуры, подобные итальянской и немецкой. В Британии Эдуард, принц Уэльский, заметил, обращаясь к немецкому принцу: «Диктаторы теперь в моде, и, вполне возможно, в ближайшем будущем мы в Англии тоже захотим чего-то подобного»[511]. Джозеф П. Кеннеди, посол США в Великобритании, говорил президенту Рузвельту, что Соединенным Штатам, возможно, следует принять «под какими-либо другими названиями основные черты фашистского государства»[512]. Кеннеди допускал, что Америка могла бы «взять на вооружение методы тоталитаризма»[513], чтобы сражаться с тоталитаризмом и побороть его. Рузвельт не согласился.
Джордж Мессерсмит, американский дипломат, а в прошлом учитель из Пенсильвании, жил тогда в Берлине и разделял точку зрения Габсбургов, Гогенбергов и немногих других. Он писал:
Я хотел бы, чтобы люди у нас дома поняли, насколько усиливается сейчас военный дух в Германии. Если это правительство останется у власти еще год и будет продолжать в том же духе, оно надолго сделает Германию опасностью для мира во всем мире. За немногими исключениями, члены нынешнего правительства имеют умонастроения, которые ни вы, ни я не в состоянии постичь. Некоторые из них чистые психопаты, и им определенно требуется медицинская помощь[514].