Гитлер и Габсбурги

Европа была накануне борьбы Давида и Голиафа. Посол США Джордж Мессерсмит заметил это, когда прибыл в маленькую Австрию представляться ее еще более маленькому канцлеру Дольфусу. Они познакомились после заседания кабинета министров. Посол увидел крошечного человечка, который «суетливо бегал, вытряхивая пепел из пепельниц». Дольфус, ростом всего полтора метра, смущенно улыбнулся и сказал: «Ну вот, застигли канцлера за уборкой»[522]. Американец и австриец быстро подружились.

Энгельберт Дольфус был убежденным монархистом, твердо намеренным не допустить, чтобы его страну запугали изнутри или снаружи. Когда австрийские нацисты и коммунисты спровоцировали вспышку насилия, он ввел военное положение и запретил обе партии. Вместе с большинством своего кабинета Дольфус считал молодого Отто Габсбурга лучшим оборонительным оружием против нацистов. И в большом, и в малом канцлер тщательно способствовал реставрации дома Габсбургов. Их гимн снова стал национальным, а австрийскую армию одели в форму старой императорской гвардии. Ветеранов поощряли носить военные награды с изображениями Франца-Иосифа и императора Карла. Открытки с портретами Отто Габсбурга с успехом продавались по всей стране[523]. Журнал Time писал, что Отто мог бы покончить с расколом в австрийской политике, став «той фигурой, вокруг которой сплотились бы все… значительной фигурой, которая отвлекла бы легковерную молодежь от Адольфа Гитлера»[524].

Австрия вместе с соседкой Германией и большинством промышленно развитых стран в 1930 г. оказалась в глубоком финансовом кризисе. Каждый третий рабочий лишился места. Каждая пятая семейная ферма продавалась за долги. Только туристический сектор еще подавал слабые признаки жизни, но грабительский сбор, который Гитлер наложил на немцев, ездивших в Австрию, и ему угрожал экономическим коллапсом. Энгельберт Дольфус, Максимилиан Гогенберг и тысячи других людей надеялись, что Габсбург может спасти страну.

Но нежданно-негаданно помощь пришла от другого принца.

Эдуард, его королевское высочество принц Уэльский, красавец, сын короля Георга V и королевы Марии Английской, был наследником престола самой уважаемой и сильной монархии на Земле. В тридцатые годы он был, несомненно, популярнее всех своих сверстников из других правящих домов; и Европа, и мир видели в нем настоящего сказочного принца. Он очень любил живописные горы Австрии, ее чистые, как хрусталь, озера и сказочно красивые города, поэтому предпочитал отдыхать именно здесь, а вслед за ним издалека, порой даже из Америки, тянулись богатые туристы. В середине тридцатых годов он почти единолично спас австрийский туризм. Когда он приехал вместе с Бесси Уоллис Уорфилд Симпсон, своей любовницей-американкой, и ее рогатым, но снисходительным мужем, тут как тут оказалась и американская пресса[525].

В венских кофейнях и американских газетах смаковалась любая сплетня о каждом передвижении несвятой троицы. Только в британской прессе глухо упоминалось, что визит Эдуарда был «неофициальным, с целью отдыха»[526]. Официальное сообщение невольно вышло ироничным. Занятия самого завидного холостяка в мире приятно отвлекали от удручающих экономических и политических новостей, но задавали работу МИ-6, британской службе разведки[527].

Британский принц любил Адольфа Гитлера, несмотря на то что по всей Германии фюрер жег книги, преследовал политических противников, распространял антисемитизм. Наследнику престола конституционной монархии запрещалось высказываться на политические темы, но однажды он все-таки воскликнул: «Не нам вмешиваться во внутренние дела Германии, (идет ли речь) о евреях или чем-то еще»[528].

Миссис Симпсон добавляла проблем. Британская разведка опасалась, что эта дама работает на нацистскую Германию. Посол Мессерсмит быстро вошел в ближний круг Эдуарда и решил, что она «обаятельна и умна»[529]. Он не был наивен. Путь к сердцу Эдуарда лежал через его любовницу.

14 июля 1934 г., сразу же после тридцать третьего дня рождения Софии Ностиц-Ринек, Энгельберт Дольфус пал жертвой неудачного государственного переворота, организованного нацистами. В своей конторе он лежал с двумя пулями в шее, медленно истекая кровью рядом с дворцом Хофбург. Его убийцы не позвали к нему ни врача, ни священника, хотя он просил об этом. Через три четверти века сын Максимилиана Георг, австрийский дипломат, вспоминал о том, что тогда чувствовал:

То было мое первое политическое воспоминание, полнейший и страшный шок: этого хорошего человека убили. Он был предан своей родине, старался ее спасти. Мы очень им восхищались, потому что он взял страну в свои сильные руки. Он не боялся, не боялись и мы. Пока он был жив, мы чувствовали себя в безопасности[530].