Гитлер и Габсбурги

Весной 1943 г. графиня Шаффгош сидела за обедом в отеле «Метрополь» вместе со своим престарелым двоюродным братом. Каждый вечер он появлялся там с женой, друзьями и членами семьи и, по многолетней привычке, приглашал к столу проходивших мимо офицеров. Однажды подслеповатый Шаффгош не узнал своего родственника – того самого нациста, у которого пропала золовка, – и радушно спросил: «Не присоединитесь ли к нам?»[819] За столом все почувствовали себя очень неловко, но ни у кого не хватило смелости встать и уйти.

Высокопоставленный нацист, так долго ходивший в изгоях, был только рад приглашению и к концу обеда великодушно предложил своим сотрапезникам в любое время обращаться к нему. Заговорила только графиня Шаффгош: она попросила его помощи в освобождении принца Эрнста Гогенберга из Заксенхаузена. Нацист скоро собирался обратно в столицу и обещал сделать все, что в его силах. Ему никто не поверил, но графиня кинулась домой и убедила Мэйзи написать очередное письмо[820].

На пути к Генриху Гиммлеру было не миновать Эрнста Кальтенбруннера, главу Имперской службы безопасности. Это имя было знакомо Мэйзи. Именно он сразу после аншлюса вышвырнул их с Элизабет из своей канцелярии. Недолго думая Мэйзи написала ему. Германская армия отступала на всех фронтах, и поэтому ответ был более или менее сердечный: если она обратится напрямую к Генриху Гиммлеру, он передаст ее прошение[821].

Через некоторое время в замок Шаффгош наведались два гестаповца. Мэйзи испугалась худшего, но ей сообщили, что мужа скоро освободят, вернут в Вену, и передали его первое после ареста письмо, не проверенное цензурой. Оно заканчивалось словами: «Каждый день, каждый час думаю о тебе… Обнимаю, целую тысячу раз»[822].

Мэйзи так и не узнала, что именно побудило Генриха Гиммлера все-таки подписать распоряжение об освобождении: тень ли Сталинграда, влияние ли нациста – родственника графини Шаффгош, внутренние ли склоки нацистской бюрократии, пятилетняя ли борьба женщин Гогенберг или ощущение, что на шее все крепче затягивается веревка[823].

Она поблагодарила графа и графиню, быстро собрала вещи и покинула пристанище, в котором вместе с сыном пережила почти всю войну. Через несколько месяцев наступавшая Красная армия разграбила и сожгла великолепный замок, граф Шаффгош скончался, а его семья рассеялась по миру[824].

В Вене Мэйзи поджидала телеграмма из Берлина, помеченная штемпелем 12 апреля 1943 г.: «Прибываю утром 13-го, вокзал Франца-Иосифа, поездом 8.45. Целую, обнимаю, Эрнст»[825]. Через пять мрачных лет в аду гестапо Эрнст, похожий на привидение, медленно вышел из вагона. Мэйзи остолбенело смотрела на исхудавшего, как скелет, тридцатидевятилетнего мужа. Здоровье Эрнста было подорвано, он получил сердечную болезнь, а его дух надломился. Лишь слабые отблески чувства юмора напоминали, каким он был[826]. Далеко не сразу Эрнст нашел общий язык со своим шестилетним сыном, долго привыкал к огням и шумам. Он очень хотел поселиться в деревне, но ему было запрещено выезжать из Вены, где он по многу часов работал на военном заводе. Постоянное наблюдение, которое установили над ним нацисты, и напряжение от жизни в большом городе забирали его последние силы[827].

По субботам Эрнст был обязан отмечаться в штаб-квартире гестапо, у Бальдура фон Шираха, рейхсгубернатора Вены, и подробно рассказывать, чем занимался на прошедшей неделе. По условиям освобождения ему было запрещено общаться с бывшими узниками концлагерей и с людьми, объявленными нацистами «врагами государства». Эрнсту нельзя было ни видеться, ни переписываться, ни встречаться с собственным братом Максом. Оба потеряли всякую связь с сестрой и ее семьей, жившими в Праге, а она, в свою очередь, не имела вестей о сыновьях, сражавшихся где-то на Восточном фронте. Никто точно не знал, кто жив, а кто – нет[828].

В феврале 1944 г. смерть забрала восьмидесятивосьмилетнюю бабушку Гогенбергов. Ее хоронила старая и молодая Вена, пришли даже нацисты в высоких чинах, Макс и Эрнст с женами, но по условиям освобождения им нельзя было по-братски общаться друг с другом. Бабушку Габсбург хоронили по государственному церемониалу, но к Максу и Эрнсту не подошел почти никто из присутствовавших, даже старые друзья.

Через восемнадцать дней Мэйзи родила второго сына. В честь отца его назвали Эрнстом, но радовалась семья недолго. Неделю спустя ВВС Америки и Великобритании начали круглосуточно бомбить Вену[829]. В седьмую годовщину аншлюса налет был самым сильным за всю войну. Отто Габсбург умолял президента Рузвельта остановить ковровые бомбардировки, но не получил ответа. Балкон дворца Хофбург, с которого Гитлер витийствовал перед тремястами тысячами радостных венцев, превратился в груду битого кирпича. В Венском зоопарке погибли две тысячи животных. Сильно пострадали дворец Бельведер, Испанская школа верховой езды, Императорские конюшни, Художественный музей и Художественная академия[830].