Гитлер и Сталин перед схваткой

После этого разговора Гендерсон отбыл в Лондон, откуда он привез ответ Английского Правительства, согласно которому Англия надеется на возможность разрешения польской проблемы путем непосредственных германо-польских переговоров. Этот ответ в настоящее время подлежит обсуждению, причем германская сторона будет держать Правительство СССР в курсе результатов этого обсуждения; всеми вопросами, касающимися Востока, Германия во всяком случае будет заниматься совместно с СССР и не примет участия ни в каких международных конференциях без СССР.

В заключение Министр Иностранных Дел Германии подчеркнул твердую решимость фюрера в короткий срок так или иначе разрешить польский вопрос. Германская армия выступила в поход».

Таково было официальное уведомление о начале Второй мировой войны. На документе рукописная отметка Сталина: «От Ш-га (31.VIII — 1.IX)».

Правда, исследователь стоит перед разочаровывающим фактом: если политбюро считало необходимым принимать решения о переманивании игроков из футбольной команды «Трактор» или о создании запаса кинокартин на военное время, то вопросы о заключении договора о ненападении с Германией или о разрыве переговоров военных миссий на политбюро не ставились. Очевидно, это совершилось не из-за того, что такие вопросы не считались важными. Наоборот: они были слишком важными, чтобы выпускать их из ведения узкого круга членов политбюро. Неофициальные «тройки» и «пятерки» вершили судьбу страны — однако в строгом соответствии с волей генерального секретаря. Эта особенность сталинского режима с конца 30-х годов уже вошла в силу, и в соответствии с ней принимались решения, в частности по советско-германским отношениям.

Что же можно сказать о пакте? Первое безусловное, не подлежащее сомнению заключение, которое следует сделать, состоит в исключительной роли Сталина в определении внешнеполитических решений СССР. Генсек занимался ими даже в мельчайших деталях. Ни одно указание наркома иностранных дел не обходилось без предварительного согласования и обсуждения с генсеком. Литвинов даже в кадровых вопросах не предпринимал ни одного решения без визы Сталина. Со времени назначения наркомом иностранных дел Молотова между ним и Сталиным образовался теснейший тандем, причем Молотову не отводилась второстепенная роль. Важнейшие документы отрабатывались Сталиным и Молотовым совместно, на одном и том же тексте можно обнаружить правку обоих, не говоря уже о совместном визировании.

Второе заключение, которое можно сделать на основании изучения документов, касается роли экономического фактора в повороте 1939 г. В отличие от скупой информации о возможном политическом сближении материалы по возобновлению экономических связей между СССР и Германией весьма обширны. Эти документы появились на столе у Сталина уже в конце 1938 — начале 1939 гг. Экономический фактор должен учитываться при оценке аргумента о «вынужденном» характере договоренностей 1939 г.

Третья констатация касается практической роли Сталина в формулировании и осуществлении самого договора о ненападении и протоколов к нему. Оставим за скобками правовое значение поправок Сталина к договору. Но и без этого ясно, что для генсека заключение пакта Молотова — Риббентропа не было формальным актом. Сталин предвидел далеко идущие последствия договора. Нельзя считать обоснованным аргумент, будто Сталин «не распознал» всей опасности принимавшегося решения. Нет, он знал, что творил и хотел получить для СССР максимальную выгоду: это видно из документов за период с 23 августа 1939 г. по 22 июня 1941 г. Что из этого получилось — тема, достойная особого рассмотрения.

В свете архивных источников, в частности документов из архива Сталина, можно видеть, что решение о пакте вызревало в понятном для советских государственных деятелей комплексе экономических и политических компонентов. Для Сталина этот комплекс был ясен еще с 20-х — 30-х годов; генсек видел, что желаемый сдвиг в экономических отношениях не мог произойти без изменений в политике, а все предпринимавшиеся в 1935-1936 гг. попытки добиться развития лишь хозяйственных связей сорвались. В этом смысле можно согласиться с В. Я. Сиполсом, который пишет, что без «кредитного (от 19 августа 1939 г. — Л. Б.) соглашения не было бы и советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года». Но если это так, то и без пакта от 23 августа не могло быть и соглашения от 19 августа. Все действия по экономической и по политической линии шли синхронно, часто дополняли друг друга. Поэтому не стоит сегодня следовать давней традиции их разделения. Переговоры по хозяйственным вопросам с самого начала были политическими, политические контакты все время учитывали экономические слагаемые.