ГИТЛЕР, Inc.

Шахт и его сотрудники из министерства экономики пред­принимали зарубежные турне, заключая соглашения о компен­сациях или клиринге с целыми странами. Эти соглашения пре­дусматривали создание общего счета, на который германские импортеры вносили платежи в марках; эти же самые марки по­лучали германские экспортеры в уплату за поставки своих това­ров иностранным партнерам. Обменный курс не мог свободно меняться и часто устанавливался заново при каждой трансак­ции. Эта система, вытеснившая все предыдущие методы расче­тов, стала основой почти 65 процентов германской внешней торговли (74). Играя на (1) завышенном клиринговом курсе марки и на (2) покупках, объем которых в денежном выражении превосходил объем продаж (75), Шахт вовлек в такие двусто­ронние отношения более 25 стран: Латинскую Америку, Балка­ны, Грецию, Турцию и Восточную Европу — Румынию, Болга­рию, Венгрию, откуда Германия получала масличные культуры, семена масличных культур, волокна, соевые бобы, бокситы, нефть, поставляя в обмен металл и вооружение (76), но большей части к вящей выгоде пушечного короля Круппа (77).

И что же делал в это время промышленно развитый Запад, например, Англия и Америка?

Конечно же Британия теперь, когда нацизм созрел, прикла­дывала особенно много усилий, чтобы как можно лучше и тща­тельнее его выпестовать. В июле 1934 года, как раз в то время, когда Шахт был увенчан короной экономического диктатора, она заключила с Германией Англо-германское трансфертное со­глашение, считавшееся одним из «столпов британской полити­ки по отношению к Третьему рейху» (78). По нормам этого со­глашения Третьему рейху разрешалось накапливать значимый избыток в торговле с Британией; этот избыток можно было пе­реводить в свободно конвертируемый фунт стерлингов, како­вой нацисты могли использовать на приобретение любых нужных для перевооружения товаров на мировых имперских рынках Британии; главными статьями такого импорта были каучук и медь (/9).

К концу десятилетия нацистская Германия стала основным торговым партнером Британии. Например, в 1937 году она приобрела британских товаров в два раза больше, чем два кон­тинента, вместе взятые, и в четыре раза больше, чем Соединен­ные Штаты (80).

К тому же оставалась эта вечная головная боль с долгами по плану Дауэса и всеми теми деньгами, какие Германия задолжала лондонским банкам, но отнюдь не горела желанием их возвра­щать. Прикрываясь легитимным предлогом так называемого моратория по долгам, то есть моратория на сделки по креди­там, замороженным в Германии и по которым дебитор был обя­зан выплачивать только проценты, Британия, несмотря на про­тесты некоторых ведущих банкиров, отвергавших такое положение как «недоразумение» (81), не только возобновила за­ключенный в 1931 году мораторий, но и добавила новые креди­ты к уже имевшимся, что продолжала не раз делать на протяже­нии всего периода взлета нацистов (1933-1939 годы) (82).

4 декабря 1934 года Норман авансировал нацистам заем при­близительно в 4 миллиона фунтов для «облегчения мобилиза­ции германского коммерческого кредита»: то есть снова дал де­нег для расплаты по старым долгам — или, лучше сказать, сделал подарок (83). Не удовлетворившись этим, в полном противоре­чии с той частью британских интересов, которые настоятельно требовали возвращения германских долгов, Норман ногтями и зубами бился против заключения клирингового соглашения между Британией и Германией: действительно, такой клиринг автоматически направил бы «свободный фунт стерлингов» на оплату долга, и Шахт неизбежно потерял бы драгоценную долю в фунтах, которую он получил на приобретение за границей сы­рья и других материалов (84).

В лондонском Сити раздавались голоса, говорившие и о дру­гих деньгах, не имевших отношения к мораторию; эти деньги Британия одалживала частным германским концернам, таким как, например, «И. Г. Фарбен». Сам Английский банк инструк­тировал своих служащих открыто не обсуждать эту проблему ввиду ее «конфиденциальности» (85). Действительно, в архивах банка невозможно найти какие-либо свидетельства на этот счет; эти другие дружеские «послабления» могли, однако, быть весь­ма значительными.