Это недоразумение возникает, вероятно, потому, что такие намерения, как «создание государства всеобщего благосостояния»[178], в свете политически окрашенного мировоззрения самого Кершоу оцениваются как явно положительные, в то время как сам я не стал бы связывать с ними положительные оценки. Мне представляется проблематичным объявлять исторические выводы нежелательными просто потому, что кто-то, возможно, мог бы сделать из них политически ложные выводы. Такие аргументы не способствуют, а скорее препятствуют научной дискуссии.
По сути, Кершоу вовсе не отрицает описанные в данной книге современные элементы в мышлении Гитлера, например его восхищение «благотворным воздействием современной техники»[179]. Кершоу критикует мою книгу лишь за то, что для нее характерно «излишнее подчеркивание» «модернизма» Гитлера[180]. Одновременно он признает: «Конечно, у Гитлера были представления о процветающем германском обществе, которое не будет знать ни одной из старых классовых привилегий, будет использовать современные технологии и иметь более высокий жизненный уровень»[181].
Гитлер, пишет Кершоу, «выступал за разрыв с традиционными классовыми структурами и сословными иерархиями. Он хотел общество, в котором значение имеет талант и существует благосостояние для всех, хотя бы для всех немцев. В мышлении Гитлера несомненно были элементы модернизма»[182]. Я бы не выбрал такие формулировки, поскольку — и Кершоу наверняка смотрит на это так же — это «благосостояние» касалось, конечно же, не «всех немцев», а только тех, кто соответствовал расовым критериям Гитлера.
Критики, подобные Клаусу Хильдебранду, упрекают Кершоу за продвижение образа Гитлера, в котором диктатор предстает как фигура «по сути, заменимая, излишняя и в лучшем случае слабая»[183]. Фолькер Ульрих также писал в своей биографии Гитлера, что его личность предстает в изображении Кершоу «явно бледной»[184]. Задача Ульриха состоит, напротив, в том, чтобы вновь активнее выдвинуть личность Гитлера в центр и исправить некоторые ошибочные оценки. К этим ошибкам относится и предубеждение, согласно которому в случае Гитлера «речь идет о фигуре довольно обычного пошиба с ограниченным умственным горизонтом и малыми социальными компетенциями»[185].
Ульрих возражает против этого образа ограниченного и не слишком умного диктатора. Его «действительно большой талант» лежал в сфере политики. «В том, что касалось тактической хитрости, способности молниеносно оценить и использовать выгодную ситуацию, он намного превосходил всех конкурентов в собственной партии, но также и всех политиков из буржуазных партий»[186]. Мышление и мировоззрение Гитлера остаются в биографии Ульриха явно бледными и затрагиваются лишь на немногих страницах. Гораздо больше узнаешь, например, о «Гитлере и женщинах» или «Гитлере как человеке» — темы, которым посвящены две главы объемом более 60 страниц[187]. Ульрих выступает против демонизации Гитлера, что является задачей и моей собственной работы. «Большой ошибкой было бы полагать, что преступник столетия и в личном плане должен быть чудовищем»[188]. Он показывает, как опасно недооценивали Гитлера в «кругах либеральной и левой интеллигенции». Карл фон Осецкий, руководивший левым журналом «Вельтбюне», называл Гитлера попеременно «полусумасшедшим плутом», «патетичным олухом», «приблудным дурачком» и «хвастуном». Ульрих замечает: «Попытка выставить „фюрера“ НСДАП в смешном виде была бессильна против феномена Гитлер»[189].
В другом отношении точка зрения Ульриха противоречит — правда, лишь частично — точке зрения на самоидентификацию Гитлера как революционера, представленной в настоящей книге, а также в работах Гёца Али. Ульрих также подчеркивает, что обещание преодолеть противоречия между партиями и классами еще до захвата власти существенно способствовало росту привлекательности Гитлера и национал-социалистического движения[190]. Кроме того, он не оспаривает «рост шансов на продвижение по социальной лестнице и для представителей до того времени обделенных слоев», а «вертикальная мобильность» выражала суть национал-социалистического «призыва к модернизации»[191].
«Но все это ничего не изменило в базовой структуре общества, — пишет далее Ульрих. — Гитлер не был социальным революционером, каким его захотел сделать Райнер Цительманн. Классовые и сословные барьеры стали более проницаемыми, но это их не отменило»[192]. Правда, ни я, ни другие исследователи, придерживающиеся аналогичного подхода, не утверждали, что классовые перегородки были «отменены». Фраза о том, что в «базовой структуре ничего» не изменилось, столь же расплывчатая, сколь и смелая, так как дело именно в том, что понимается под «базовой структурой».