Гитлер восхищался коммунистами, потому что они, в отличие от буржуазных сил, «фанатично» отстаивали свое мировоззрение. Он восхищался ими, потому что они обладали всеми теми качествами и способностями, которые он считал ключевыми чертами того «исторического меньшинства», которое было, на его взгляд, способно навязывать свою волю большинству. Будучи ревнителями радикальной идеологии, коммунисты доказали, что они относятся не к оппортунистам, а к смелым и отважным людям, готовым пойти на жертвы ради своих идеалов. Именно те черты коммунистического движения, которые с точки зрения буржуазного либерализма считаются особенно предосудительными, вызывали у Гитлера величайшее восхищение: решительная оппозиция буржуазному обществу, тоталитарный характер идеологии, абсолютная воля к власти и четко сформулированное целеполагание на то, чтобы не только «фанатично» бороться со всеми политическими противниками, а в конечном счете полностью выводить их из игры. Здесь следует отметить, что существенная слабость толкования Эрнста Нольте заключается в том, что не проводится дифференциации между все же очень разными мотивами, лежащими в основе буржуазного и национал-социалистского антикоммунизма. Поскольку антикоммунистические настроения широких частей буржуазии не в последнюю очередь обусловливались радикальным антилиберализмом коммунистов и их воинственным настроем против буржуазной системы, то, пожалуй, едва ли будет соответствовать действительности, что Гитлер, как пишет Нольте, «разделял все антикоммунистические эмоции послевоенного периода»[1783]. Конечно, как среди буржуазии, так и среди национал-социалистов антикоммунистические мотивы играли немаловажную роль — хотя они и не занимали
Гитлер неоднократно приводил в качестве доказательства эффективности небольшую, радикальную и идеологически ориентированную элитную партию ВКП(б), которая, имея всего 470 тысяч членов, смогла править 138 миллионами человек. «Это отряд, который невозможно разодрать на клочки. В этом и заключается сила и мощь. Если бы у нас было 600 тысяч человек, которые все как один подчиняются этой одной цели, то мы были бы у власти», — заявил Гитлер в своей речи 12 июня 1925 г.[1785]. Гитлер восхищался прежде всего нетерпимым характером коммунизма, который стремился к воплощению радикального мировоззрения, не считаясь ни с чем и исходя из предпосылки: «Мы не знаем законов человечности, но знаем закон сохранения существования движения, идеи или осуществления этой идеи»[1786].
Как следует из мемуаров Отто Вагенера, который рассказывает об отношении Гитлера к различным политическим течениям и партиям Веймарской республики, он различал в Коммунистической партии три группы: «идеалистов», «отчаявшихся» и «расово деградировавших». Первые две группы могут «снова стать ценными», поскольку они «по сути, хороши по характеру, но стали жертвой либо своей идеологии, либо своей судьбы», в то время как последняя группа «непригодна… для созидательной борьбы»[1787]. В другой беседе с Гитлером, дату которой Вагенер не называет, последний заявил, что, хотя коммунисты и являются предателями отечества, они, в отличие от реакционеров и Демократической партии, по крайней мере честны, поэтому они будут также поддерживать (направленные на «равные возможности») выдвинутые национал-социализмом принципы воспитания и школьного образования[1788].
После захвата власти Гитлер открыто вербовал членов Коммунистической партии. Так, в своей речи 8 октября 1935 г. он заявил, что, если коммунист «возьмется за ум и вернется к своему народу, мы будем рады видеть его у себя»[1789]. Лидер «Германского трудового фронта» (DAF) Роберт Лей пишет: «Одним из самых сильных впечатлений среди многих был момент, когда на последнем партийном съезде [1935 г. —