Гитлер. Неотвратимость судьбы

Надо ли говорить, что после столь лестного для Гитлера вступления Геббельс попросил «дорогого Адольфа» найти ему местечко рядом с собой. «Люди имеются, — явно намекая на себя, писал он в том же послании. — Позовите их. Еще лучше — призовите их, одного за другим, если найдете их достойными… И пусть придет тогда день, когда чернь будет галдеть и реветь вокруг вас и будет кричать: распни его! Мы в этот момент будем стоять вокруг вас, как железная стена, и петь: «Осанна!»

Да, недавно он служил братьям Штрассер, но… что поделаешь, он заблуждался, и именно «дорогой Адольф Гитлер» вывел его на новую дорогу, с которой он уже не свернет никогда. Что же касается своих недавних хозяев, то Геббельс окончательно отрекся от них.

— Теперь я вижу вас насквозь, — заявил он Штрассерам на одном из собраний, — вы — революционеры на словах, пустые болтуны… Моя установка никогда не была такой… Не болтайте так много про идею и не воображайте, что вы одни носители этой идеи. Учитесь и имейте доверие. И верьте в победу этой идеи. Тогда с вашей стороны не будет уходом в Дамаск, если мы сплотимся вокруг ее творца, вокруг вождя; тогда мы поклонимся ему не из византийского раболепия, а как наши предки, сохранявшие гордое достоинство перед престолом, мы преклонимся перед ним с чувством уверенности, что он больше каждого из нас, что и он лишь орудие в руках божественной воли, которая творит историю!

Подобные панегирики не оставили равнодушным «орудие божественной воли», Гитлер приблизил к себе «сохранившего гордое достоинство перед престолом», и 26 октября 1926 года Геббельс стал гауляйтером Берлина. Он приобрел власть над «господами с севера», которой намеревался распорядиться должным образом и через месяц после своего назначения заявил о «завоевании Берлина».

В июле 1927 года Геббельс начал издавать в Берлине ежедневную газету «Дер Ангриф», а затем арестовал все счета штрассеровской «Арбайтсблатт» и отдал приказ избивать их сторонников. Братья Штрассер неоднократно жаловались Гитлеру на произвол его гауляйтера, но ничего из этого не вышло. «Ваша газета, — ответил Гитлер, — несомненно, официальный печатный орган партии в Берлине, но я не могу запретить Геббельсу издавать свою собственную частную газету».

Поведение Гитлера понятно, не совсем понятна реакция самих Штрассеров на происходящее. Неужели они не понимали, что уже никто в партии не мог действовать на свой страх и риск, что своей самостоятельностью они только мешали Гитлеру и что Геббельс проводил его политику? Если это было так, то зря они полезли в политику.

Тем временем чувствовавший полную поддержку Гитлера Геббельс организовал против Штрассеров самую настоящую партизанскую войну, которую Отто назвал «террором в миниатюре». «Один за другим, — писал он, — наши товарищи испытывали на себе все прелести недовольства нового гауляйтера. Штурмовики выслеживали наших людей и под видом хулиганов избивали их. Они даже совершили несколько безуспешных попыток схватить меня. Когда же мы требовали объяснений по поводу этих таинственных нападений, то получали неизменный ответ: «Это коммунисты преследуют вас. Воспользуйтесь бойцами СА для защиты». Другими словами, «примите в наши ряды шпионов, и мы оставим вас в покое».

У Отто Штрассера состоялся разговор с самим Гитлером. «В тот день, — вспоминал он, — я в одиночестве разрабатывал макет нашей газеты, когда в комнату, не постучавшись, стремительно ворвался Гитлер. Я даже не знал, что он в Берлине. Не здороваясь, он уселся за стол Грегора и выпалил мне прямо в лицо:

— Это не может дальше продолжаться!

— Что не может продолжаться, господин Гитлер?

— Твои непрерывные ссоры с моими людьми. В прошлом году это был Штрайхер, потом Розенберг, а сейчас — Геббельс. Мне это надоело.

— Между этими событиями нет никакой связи, господин Гитлер. Юлиус Штрайхер — грязная свинья. На нюрнбергском съезде он замучил меня рассказами о сексуальных извращениях евреев, называя свои рассказы «деликатесным аперитивом». Я сказал ему, что меня тошнит от его газеты и что я люблю литературу, а не порнографию. Если принять во внимание предмет нашей принципиальной ссоры, то сам ее факт не должен ни шокировать, ни удивлять вас.

— А Розенберг? — спросил Гитлер, приведенный в замешательство словом «порнография». — Что ты имеешь против него?

— Он язычник, господин Гитлер.

Адольф вскочил и заходил по комнате.

— Идеология Розенберга — неотъемлемая часть национал-социализма, — торжественно заявил он.

— Я думал, что вы хотите помириться с Римом.

— В данный момент христианство является одним из пунктов моей программы. Но мы должны смотреть вперед. Розенберг — провидец и пророк. Его теории являются выражением германской души. Настоящий немец не может осуждать их.

Я не ответил, но внимательно посмотрел на него. Я был совершенно ошеломлен его двуличием.

— Давайте перейдем к делу. Я говорю о ваших отношениях с Геббельсом. Я повторяю снова, это не может продолжаться.