Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945

Прямая дорога была загромождена грудами мусора, битого кирпича, обломками бетонных сооружений, и нам пришлось идти обходными путями, чтобы попасть в длинный подземный коридор, проложенный под внутренним двором имперской канцелярии. Бетонный потолок в нескольких местах был пробит снарядами и бомбами, в мрачном, плохо освещенном проходе по щиколотку стояла вода. Мы шли, осторожно балансируя, по доскам, миновали кухонное подсобное помещение и две столовых и затем спустились в убежище фюрера. Путь под землей занял немногим более пяти минут, и за это время мы шесть раз подвергались проверке охранниками, стоявшими по двое и по трое и вооруженными автоматами и ручными гранатами. В обеих столовых за длинными столами сидели эсэсовские офицеры и унтер-офицеры, пили коньяк и настоящий (не суррогатный) кофе и угощались бутербродами, разложенными на больших блюдах. Нас, армейских офицеров, они едва удостаивали небрежным кивком. В приемной рабочего кабинета Гитлера нас принял Гюнше, который попросил нас несколько минут обождать: фюрер, мол, заканчивает завтракать. В проходе, непосредственно примыкающем к приемной, находились пять вооруженных до зубов офицеров СС из личной охраны Гитлера. Мне невольно вспомнился вчерашний наш приезд на Фоссштрассе, когда мы долгое время не могли найти ни одного охранника. Так где же все-таки больше опасались врага? На берлинских улицах или здесь, в подземелье?

Можно было заметить, что кто-то постарался сгладить общее угрюмое впечатление от помещения. Справа, прямо над длинной скамьей, на стене висели шесть картин старых итальянских мастеров. У противоположной стены стояли стол и четыре стула, сработанных в псевдодеревенском стиле, рядом – дверь в совещательную комнату, слева – дверь в апартаменты Гитлера.

Вскоре левая дверь отворилась, и на пороге показался фюрер, сразу за ним – прихрамывающий Геббельс и затем – Борман. Пожав руки Кребсу и нам, Гитлер направился в свой кабинет; сутулился он еще больше, шаркал ногами еще сильнее; глаза не горели тем странным огнем, который я заметил на первой встрече, черты лица обвисли, и он выглядел больным и очень дряхлым стариком. Кребс встал у одного конца стола, слева от кресла Гитлера, Геббельс занял место напротив. Этот невысокий, щуплый человечек тоже заметно сдал. Выражение бледного лица с впалыми щеками выдавало крайнее беспокойство. Слушая доклады, Геббельс постоянно сверял наши высказывания с лежащей на столе штабной картой и иногда задавал вопросы. Его озабоченное лицо и тревожный взгляд когда-то фанатично горевших глаз были красноречивее любых слов. Как Верховный комиссар обороны Берлина, ни он, ни его семья не могли покинуть город; Геббельс, по сути, сделался заложником собственной пропаганды. Другие, по крайней мере, смогли обезопасить свои семьи, у него же не было такой возможности; его жена и пятеро детей должны были разделить с ним печальную участь.

Мне пришлось на короткое время отлучиться: принять телефонный звонок. Когда я вернулся, Гитлер продолжал разговор с Кребсом, а Геббельс, подойдя ко мне, шепотом спросил о последних новостях. Видимо, он не ожидал услышать что-то обнадеживающее или утешительное. В ответ я прошептал, что танковые колонны русских, наступавшие с плацдарма в Гарце, продвинулись на 50 километров к западу и достигли пункта к югу от Штеттина, где у нас очень слабая линия обороны.

Как только Кребс кончил докладывать, Гитлер вопросительно посмотрел на меня. Какой-то момент я колебался, мне было бы предпочтительнее сначала обрисовать ситуацию Кребсу, но генерал нетерпеливо шевельнул рукой, и мне не оставалось ничего другого, как докладывать фюреру, так сказать, экспромтом, без предварительной тщательной подготовки. Все время мне мешали как следует сосредоточиться трясущиеся левая сторона тела и голова Гитлера. Всякий раз, когда он принимался водить дрожащей рукой по карте, я боялся потерять нить моих рассуждений. Когда я закончил, фюрер некоторое время молчал, как бы размышляя, затем, внезапно повернувшись к Кребсу, стал осыпать его бранью. При этом он всем телом подался вперед, руки судорожно вцепились в подлокотники кресла.

– Успех русских в полосе 3-й танковой армии, занимавшей оборону вдоль такой выгодной естественной преграды, какой является Одер, можно объяснить лишь некомпетентностью немецкого военного руководства! – кричал Гитлер, тыкая рукой в лежащую перед ним карту.

Кребс попытался осторожно возражать, напоминая, что на данном участке фронта у нас были лишь наспех сформированные части и отряды фольксштурма, в то время как маршал Рокоссовский бросил в атаку отборные гвардейские дивизии. Кребс также напомнил, что незначительные резервы 3-й танковой армии были использованы ранее на обоих флангах, где складывалась угрожающая обстановка, и частично переброшены на защиту Берлина. Но Гитлер раздраженно отмахнулся от этих доводов.